Книга Пуля для полпреда - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лия сочувственно покосилась на него как на тяжелобольного.
– Вам, Александр Борисович, надо поговорить с Друбичем. Тогда по крайней мере от этого последнего вашего предположения вы точно откажетесь.
Зазвонил телефон, было 18.04, и звонил Осипов.
– Александр Борисович, минут через пять я подъеду к прокуратуре, можете спуститься?
– Уже иду. – Турецкий положил трубку и развернулся к Циклаури: – Вызывайте, Лия Георгиевна, своего Друбича. Пожалуй, я уже созрел для разговора с ним.
Осипов ждал Турецкого в смешной баклажанного цвета «Ниве», выйти из машины не захотел, наоборот, пригласил Турецкого внутрь, и тут же отъехал от ворот прокуратуры.
– У меня есть надежный информатор, – заявил он без предисловий. – Он утверждает, что мои ребята тогда в мае предотвратили не чеченский теракт, а покушение на Бутыгина и Шангина.
– Вау! – не смог сдержать удивленного возгласа «важняк». – Но при чем тут Шангин, его же тогда в Златогорске еще не было, или это другой Шангин?
– Тот самый. – Осипов сосредоточенно смотрел на дорогу, увозя Турецкого неизвестно куда. – Сергей Сергеевич Шангин, нынешний полпред. Только в мае он был еще министром – руководил цветной металлургией и приезжал в Златогорск. В принципе на комбинат, но какое-то заседание должно было пройти именно шестого, в воскресенье, именно в обладминистрации.
– Так, дальше?
– Взрыв готовили боевики Лещинского, и нетрудно догадаться, что заказ сделал губернатор Соловьев.
– Почему именно Соловьев? – спросил Турецкий.
– Потому что, во-первых, у Лещинского собственных интересов, пересекающихся с интересами Бутыгина, нет, он металлом не занимается, во-вторых, Лещинский в фаворе у Соловьева, я бы даже сказал, они довольно близкие друзья, а у Соловьева-то металлические интересы на первом плане, а в-третьих, мой источник уверен в том, что заказчик – Соловьев практически на сто процентов. – Он вдруг притормозил у тротуара и всем корпусом обернулся к «важняку». Было видно, что он очень нервничает, вены на лысой голове вздулись сильнее обычного, на лбу, несмотря на прохладу в машине, проступил пот. – Вы тогда говорили, помните, о людях, о спросе неудовлетворенном, о том, такой я человек или не такой… В общем, противно мне стало, ведь раз я об этом покушении знаю, значит, и еще полгорода либо знает точно, либо догадывается, а дело стоит. Полгода несуществующих чеченцев ищут. Но ведь скажи я все то же самое местному следователю… Эх, да что там говорить. Может, в Москве тоже не идиллия, но тут у нас настоящая вольница батьки Соловьева – разбойника и его прилипал-прихлебателей. Никто ведь против него даже рыпнуться не смеет.
– Так, значит, информация на самом деле старая, так, Петр Гаврилович?
– Ну дня три назад мне доложили, – признался омоновец. – Но мой человечек совсем недавно с боевиками Лещинского сблизился и почти сразу узнал, – значит, никакая это не тайна…
– А человечек надежный, под протокол подтвердит?
– Разумеется, подтвердит, только вы уж постарайтесь, чтобы все опять в песок не ушло.
В дверях прокуратуры Турецкий столкнулся с Мищенко. Тот сделал вид, что московского варяга в упор не видит, и попытался пройти мимо, но «важняк» его затормозил:
– Вы мне сами позволите поговорить с вашим Замковым или нужно обязательно ваше начальство привлекать?
– Да разговаривайте сколько угодно, – на удивление легко сдался Мищенко, правда, тут же выяснилась и причина этой легкости. – Он в Первой городской, в реанимации – обширный инфаркт. Причем уже второй. – Следователь даже не пытался скрыть ехидную улыбочку.
Вот урод, мысленно чертыхнулся Турецкий, доконал мужика и счастлив. Но в больницу все-таки поехал.
Замков действительно был в реанимации, но состояние его уже стабилизировалось. Турецкий минут пятнадцать обхаживал дежурного врача, потом завотделением, дошел до главврача, но выторговал-таки пять минут свидания с больным, клятвенно пообещав его не волновать, не перенапрягать и при первых же признаках изменения его состояния немедленно удалиться.
Замков не спал, бледный – нельзя сказать, как простыня, ибо простыни были серые в зеленый горошек, – осунувшийся, заросший клочковатой щетиной, он лежал, уставившись в потолок. Турецкий поймал себя на мысли, что ему его жаль. Не старый ведь еще, лет сорок пять, не больше, а уже второй инфаркт.
– Василий Степанович, – «важняк» подсел к кровати, – вы меня слышите?
Замков чуть скосил на него глаза и попытался разлепить пересохшие губы, но Турецкий его остановил:
– Молчите, вам нельзя разговаривать. – Он поднес к глазам больного свое удостоверение и на всякий случай представился еще и устно. – Я должен задать вам несколько вопросов, если хотите сказать «да» – моргните, если «нет» – моргните дважды, если не знаете ответа или не хотите отвечать – не закрывайте глаза, договорились?
Замков прикрыл глаза.
– Когда вас только арестовали, вы сказали губоповцам, что толовые шашки и взрыватели заказал вам какой-то буржуй, этот буржуй реально существует?
Замков снова прикрыл глаза – да.
– Вы знаете его имя?
Да.
– Вы назвали его губоповцам?
Нет.
– А чеченец на самом деле был?
Нет.
– Губоповцы заставили вас сказать о чеченце?
Да.
– Фоторобот вы выдумали?
Да.
– Вы пытались объяснить следователю, как все было на самом деле?
Да.
– Он вам не поверил?
Нет.
– Этот буржуй имеет отношение к какой-либо местной преступной группировке?
Замков нерешительно поднял брови и потом резко хлопнул ресницами.
– Не уверены, но скорее всего?
Да.
– Он объяснил вам, зачем нужна взрывчатка?
Да.
– Для строительных работ?
Да.
В дверь заглянул дежурный врач, и Турецкому пришлось закругляться. Он быстро задал последний вопрос:
– Если я гарантирую вам, что срок за соучастие в теракте вам больше не грозит, вы назовете имя буржуя?
Да.
– Док, когда он ориентировочно придет в себя настолько, что сможет говорить? – спросил «важняк» у врача.
Тот только неопределенно пожал плечами:
– Если все пойдет наилучшим образом, дня через три-четыре, а вообще все это непредсказуемо, может, и вообще никогда.
В дежурке медсестры пили чай и смотрели телевизор. Турецкий прошел было мимо, но, услышав обрывок фразы: «…заезжие московские умники из Генпрокуратуры…» – на минуту задержался. Шли местные новости, и в кадре был губернатор Соловьев собственной персоной. Степенно отвешивая каждое слово, он беседовал с земляками, как ни странно, о несостоявшемся майском взрыве.