Книга Опасное семейство - Фридрих Незнанский

— Да какая теперь разница!

— Но чего ж вы нашли здесь смешного? — почти обиделся Поремский. — Вынужденная самозащита, продиктованная недвусмысленной угрозой расправы.

— Это ты будешь объяснять в прокуратуре, когда тебе попытаются вчинить превышение должностных полномочий. Ты лучше с другим вопросом определись: какого беса ты там делал, на этой Портовой улице?

— Так у меня же там свидетель проживает, — возразил Поремский, — а разглашать фамилию я не собираюсь ради его безопасности.

— Его или ее? — ухмыльнулся Турецкий. — И потом, ты уверен в своем свидетеле? Она-то тебя не продаст?

— Я очень старался, шеф, не должна, — честно ответил Поремский.

— Впрочем, я думаю, что и кулькам твоим тоже нет особой нужды афишировать свой конфуз. Но с этой минуты я не принимаю больше никаких ваших отговорок, и Елагину это скажи. И к каждому из вас, включая и Славкиных сотрудников, отныне будут прикреплены по сотруднику ОМОНа в качестве личной охраны. Попробуйте только отказаться. А что в оперативности потеряете — это уже ваши заботы, сами виноваты. Ну, у Рюрика хоть другого выхода не было, он им всем там крепко насолил, а ты — уж извини. Девка хоть хорошая? Стоило рисковать?

— Она не девушка уже…

— Это понятно.

— Да нет, в смысле моя ровесница, за тридцать, я думаю, была замужем.

— Вот это хорошо, — серьезно сказал Турецкий, чем вызвал у Поремского недоумение. — А я как раз вчера, после того, как вы разошлись, все думал, какой подход найти к Анастасии Сергеевне.

— Это кто?

— Володя, ты невнимательно слушал. Видимо, по той причине, что мозги были направлены не на дело, а на… извини, понял? Настя Камшалова — владелица едва ли не контрольного пакета акций химического комбината…

— Не продолжайте, шеф, я вспомнил. Это из-за ее пакета акций и разгорелась борьба между дядей и племянником, так?

— Возможно, но это утверждает Савельев, который сменил на руководящем стуле Камшалова после его смерти и которого теперь изгнал Киреев, чтобы усесться самому. Не знаю, а чего не знаю, того и не обсуждаю. Но Савельев говорил, и, по-моему, искренно, что Москаленко со товарищи хоть и были на его стороне, однако в решительный момент схватки предали. Я напоминаю, он не винит их, но считает, что сама судьба в данном случае их наказала. Теперь видишь расклад? Киреев — с одной стороны, Москаленко — с другой, Савельев — жертва интриг. Но в центре всего — акции мадам, или мадемуазель, хотя вряд ли, кажется, и она тоже, как эта твоя «свидетель», побывала замужем. К чему я это все, ты не понял?

— Как мне представляется, в наказание за промах вы намерены поручить мне и задушевную беседу с Настей Камшаповой? Неужели, шеф, в вас столько жестокости?

— Скажу честно, хотел я эту миссию взвалить на свои плечи. Но сейчас передумал. Если бабенка с фокусами, то там самое место тебе. И даже не думай отказываться. К сожалению, я вынужден оставаться вне всяческих подозрений, ибо тогда некому будет защищать вас. В то время как небольшое добавление к твоей уже устойчивой славе ходока мирового равновесия не нарушит. Как и не вызовет у людей умных непонимания. Я прав?

— Да, в общем, шеф… — с сомнением пробормотал Поремский.

— И в общем, и в целом, действуй.

На том и закончилась «шефская взбучка с нравоучениями».

После чего Турецкий дал Владимиру плед и велел ложиться спать на диване в гостиной, поскольку вид у важняка, несмотря на его показную бодрость и не прошедший еще азарт, был далеко не важный. Разве Александру Борисовичу следовало объяснять, как чувствует себя молодой человек после бессонной ночи с женщиной и утренней встряски? Короче говоря, Турецкий отправил Владимира на три часа спать, тем более что Камшаловой звонить раньше десяти утра было просто неприлично.

А в девятом часу, когда проснулся Грязнов и постучал в дверь номера Турецкого, чтобы пригласить друга окунуться в бассейне, который в отеле был выше всяких похвал, и затем позавтракать, Александр рассказал ему о ночной одиссее Поремского.

Грязнов тоже посмеялся — Господи, как им было все давно зйакомо! — а потом позвонил Шилову и договорился, что тот приставит к каждому участнику оперативно-следственной группы по вооруженному сотруднику ОМОНа.

— Это правильно, Саня, — сказал довольный Грязнов. — Мы убьем двух зайцев сразу. Помешать в работе нашим ребятам омоновцы не смогут, поскольку их дело — сидеть в машине рядом с водителем, а не присутствовать при допросах. И о чем пойдет речь, узнать они не смогут. Зато теперь никакая местная шпана не посмеет и пальцем тронуть наших ребят, которые будут находиться, в сущности, под их же защитой! Хитро, ничего не скажешь. Уж если сам Шилов вынужден приставить охрану, значит, никакие шутки не принимаются. А то, что Федя и с ним все остальные заинтересованные лица будут знать, куда и к кому отправились сыщики, так они и так все знают, раз «хвостов» нам понавесили. Наоборот, у них теперь всякая нужда в слежке отпадет. Ну, что скажешь, разве мы не мудрые с тобой?

— Мы — очень мудрые, — усмехнулся Турецкий.

Глава пятая

ГОНКА ЗА ИСТИНОЙ

1

Словно догадываясь о том, что ему предстоит, Поремский отпустил машину с охранником, чтобы тот не маячил у подъезда шикарного дома, в котором проживали, как ему уже успели объяснить, многие важные и даже «крутые» люди города. Впрочем, это можно было определить по фасаду здания — на всех окнах стояли дорогие пластиковые стеклопакеты, подъезд охранялся, и рослый секьюрити сначала потребовал у Владимира удостоверение, а затем позвонил в квартиру и, убедившись, что следователя действительно ждут, пропустил, подозрительно тем не менее поглядывая вслед гостю, поднимавшемуся к лифту.

Машину Поремский отпустил. Договорились, что, когда будет нужно, он позвонит водителю.

Анастасия Сергеевна Камшалова оказалась женщиной привлекательной. «Еще бы, — подумал Поремский, — с такими деньгами можно позволить себе что угодно, и лучшую косметику, и массажистов прямо, что называется, из Парижа». И обстановка, которая ее окружала, указывала на достаточно высокие претензии хозяйки — евроремонт в столичном исполнении, докатившийся до провинции, модные мебельные и кухонный гарнитуры. Ну да, в такой большой квартире молодая хозяйка, если судить по атмосфере в доме, женщина одинокая, могла позволить себе даже роскошь. Настя, как она попросила себя называть, одарив Поремского поощрительной улыбкой (да что тут у них, подумал Владимир, совсем уже туго с женихами?), оказалась женщиной веселой и бойкой на язык. Однако едва речь зашла о химкомбинате, она будто замкнулась в себе, отделываясь неопределенными жестами и мимикой, которые должны были, вероятно, продемонстрировать постороннему человеку полное ее непонимание предмета разговора.

Но зато она с удовольствием щебетала с приятным москвичом о Москве и Петербурге, перечисляла отели, бары и казино, где в последнее время побывала, с огромным восторгом живописала Париж, откуда вернулась совсем недавно. Словом, старалась произвести впечатление.