Книга Ночной снайпер - Фридрих Незнанский

— Ну, Леха… — покрутил он головой. — Сиди и не дергайся! Только этого не хватало… Это не твоя эстонка, ты понял? Тебе почудилось.

Михайлов встал и направился в сторону туалета мимо этой семейки, и они сразу замолчали, когда он проходил мимо.

5

Войдя в туалет, он быстро огляделся. Потом приоткрыл окно и выглянул наружу. Там, во дворе, было темно и ни души. Он открыл окно пошире, быстро выбрался наружу, потом бегом, пригибаясь, пересек двор и снова вошел в отель через служебный вход. На ходу любезно улыбнулся и раскланялся с горничной, прошел мимо нее, поднялся к себе в номер.

Там, не зажигая света, он порылся в своей сумке, нашел «жучок» и снова вышел из номера. В коридоре было пусто. Снизу, из бара, доносилась музыка. Осторожно ступая, Михайлов быстро прошел до угла, за которым были номера, где остановилась эта Гретхен, как прозвал ее про себя Михайлов, и с которой сегодня столь неосторожно поздоровался Корнеев, а также ее родители и этот парень.

Ему хватило минуты, чтобы с помощью своей универсальной отмычки открыть поочередно две двери. В первом номере было три комнаты. Как видно, там остановилась Гретхен с мамой и папой, а во втором номере ее женишок. Похоже, основные события и разговоры происходили в трехкомнатном, но самые нежелательные — в двухкомнатном. Черт, выругался про себя Михайлов, надо было захватить еще одну подслушку. Не бежать же за ней? Нет, не стоит. Он и так слишком задержался в здешнем клозете, как если бы страдал старческим простатитом.

Подумав, он решил поставить «жучка» в телефонный аппарат жениха, для чего, опять же не зажигая света, ему пришлось на ощупь отвернуть пару винтов и снова поставить их на место. Затем он быстро вышел из номера и проделал тот же путь в обратном порядке. Наконец он вышел из туалета. И замер, не веря своим глазам и пораженный увиденным.

В полутьме бара с мигающими цветными бликами Корнеев танцевал с Гретхен среди прочих танцующих пар, и она прикрыла глаза, положив свою аккуратно подстриженную голову на его плечо.

Михайлов перевел взгляд на ее жениха. Тот мрачно курил, исподлобья глядя на танцующих. Ее родители сидели окаменев и стараясь не смотреть друг на друга.

Будь что будет, решил Михайлов. Против стихии бушующих гормонов не попрешь. В конце концов, что произошло? Ну, пригласил эту телку по кличке Гретхен. Она же сама непрерывно на него пялилась. А если это любовь, как справедливо ставился вопрос в одноименном фильме? Михайлов сел на место. Оставалось дожидаться, пока они не закончат танцевать.

— Она сама меня пригласила, — сказал Корнеев, оправдываясь, когда вернулся на место. — Подошла и сделала книксен, да? Ну, присела на твое место и вот так сделала…

И показал, как именно. Михайлов молчал, глядя на него.

— Что она тебе говорила? — спросил он.

— Спросила, правда ли, что я русский… Ну я подтвердил. А что я мог сказать? Или сделать? Отказать, когда она сама подошла?

— Больше ничего не спрашивала? — поинтересовался Михайлов. — Ну там не женат ли, не входишь ли в русскую мафию. И не обещала ли привести для меня подружку?

— Я ее не просил об этом, — не понял иронии Корнеев. — Слушай, а где ты так долго был? Она бы не подошла, если бы…

— Как хоть ее зовут? — перебил Михайлов. — Уж не Гретхен ли?

— Откуда ты это знаешь? — поразился Корнеев.

Михайлов не ответил. Он смотрел в сторону этой семейки, где, судя по всему, назревала ссора. Гретхен наконец резко встала и пошла прочь из бара. Женишок побежал следом. Многие за столиками повернули им вслед головы.

— Пойдем в номер, — сказал Михайлов. — Будем развлекаться своими силами.

В номере он подключил к своему микропередатчику две пары наушников, одну из которых передал Корнееву. Потом щелкнул тумблером. Ничего не понимающий Корнеев услышал голоса на немецком. Он хотел что-то об этом спросить Михайлова, но тот предостерегающе поднял указательный палец вверх, потом приложил его к губам:

— Только тихо.

— Когда ты хоть успел? — негромко спросил Корнеев.

— Все потом… Это они так ссорятся… — сказал он через некоторое время. — Этот, Курт его зовут… Говорит, что раз русские, если мы не бандиты, то террористы. Напирает на то, что уже составлен брачный контракт. Что его родители и друзья в курсе предстоящей свадьбы… И ждут их послезавтра к себе… А, это ее папаша поддакивает. Дала, мол, жениху слово, то-се. Слушай, так у них с папашей, оказывается, совместный бизнес. И папаша теперь в долгах… А твоя говорит, мол, Курт этим воспользовался. В общем, обрабатывают твою Гретхен со всех сторон… Кстати, как она хоть на ощупь? — Он обернулся к Корнееву. — Есть там за что подержаться? А то этот Курт напирает на то, что она слишком прижималась к тебе грудью и бедрами… Мать сейчас ему говорит, что не слишком. Она специально следила. Было дело? Вот, не расслышал, ага… А они планировали не менее пяти детишек в его замке в Вестфалии.

— Она что им говорит? — нетерпеливо спросил Корнеев. — Она спорит или что?

— Сейчас напирает на то, что им следует на время расстаться и еще раз проверить свои чувства… А это уже речь зашла о тебе. Папе и маме не нравится, что ты русский. Тоже спрашивают, уж не из мафии ли? Ну как в воду глядел! Вот… Она говорит, что тебя зовут Леша. Было дело? Называл? — Он обернулся к Корнееву. — Фамилию, спрашиваю, называл? — Он почти кричал. — Может, и про меня поведал?

— Фамилию я не называл, — сказал Корнеев, опустив голову. — Если она сказала, как ее зовут, я что, должен промолчать?

— А соврать не мог?

Корнеев угрюмо молчал. Михайлов махнул рукой, плотнее прижал наушники.

— Пропустил чуток… Ну вот. Курт этот говорит, что пойдет и посмотрит в книгу портье, как мы с тобой там записаны. Он уверен, что мы не те, за кого себя выдаем.

Он уставился на Корнеева. Потом кивнул на дверь.

— Ну и что теперь будем делать? Он пошел к портье. А мы там записаны помнишь как? У нас с тобой польские паспорта! Ты — Эгениуш, я — Вацек! Забыл уже? Вот что мне с тобой после этого делать?

— Ладно, не ори, — сказал Корнеев. — Подумаешь… Ну узнает. А мы завтра утром отсюда съедем. И с концами.

Михайлов махнул на него рукой. Снова стал слушать.

— Вроде ревет твоя-то… Ну натворил ты делов! А Курта этого уже не слышно. Только папа с мамой совещаются, но так, что не услышишь… Ладно, ты пока думай, какой вид смертной казни предпочитаешь, а я Коляну позвоню. Пусть посоветует, а то не знаю, что с тобой делать.

И стал набирать номер, не снимая с головы наушников. Потом, набрав несколько цифр, прервал набор.

— Вернулся! — сказал он. — Курт, похоже, вернулся, дверь хлопнула, он же к портье ходил… Слышишь, нет?

— Слышу. Только ничего не пойму.

— Тогда слушай… Кричит прямо, слышишь! Что прямо сейчас позвонит или поедет в полицию, пусть они там нас проверят… Ага, видишь, какое дело! Он, хорь, оказывается, нас с тобой сфотографировал. И хочет им показать снимки. Мол, не разыскивает ли нас Интерпол… Они его отговаривают. Гретхен твоя кричит, что ему не верит. Папа с мамой его тоже отговаривают, мол, хотя бы завтра, рано утром, а то уже поздно… Чего на ночь глядя, да по горной дороге? Твоя говорит, что не верит этому Курту, нисколько не верит, ни одному его слову… Сама хочет во всем разобраться. Типа, ее успокаивают, отсылают спать. Ну вроде все… На том и порешили. Утром он смотается в полицию, в Грюнзее, это семь километров отсюда. Разошлись по палатам, вернее, по номерам. Курт остался один. Чего-то бормочет, не поймешь… Ну так что будем делать, Леха? Хорошо, если он нас только сфотографировал и никуда не звонил. Считай, повезло… До утра время еще есть. Что молчишь?