Книга Последняя роль - Фридрих Незнанский

— Боюсь, что охранник из меня сейчас никакой.

— Да ну? — Дина присела рядом с Турецким и как бы невзначай (или действительно невзначай?) положила руку ему на бедро. — Вы правда не маньяк? — с улыбкой спросила она, разглядывая лицо Александра Борисовича.

Он пожал плечами.

— Не знаю. У меня ведь отшибло память.

— Значит, мне придется рискнуть?

— Смотря что вы имеете в виду, — слегка запнувшись, проговорил Александр Борисович.

Дина провела ладонью по его щеке.

— А вы красивый, — тихо и хрипло проговорила она. — Как вы себя чувствуете?

— Чувствую, что живой, — ответил Турецкий, с некоторым удивлением поглядывая на девушку.

— Для мужчины это главное.

Она вдруг наклонилась и поцеловала Александра Борисовича в губы. Турецкий дернул головой.

— Что такое? — тихо спросила Дина. — Я тебе не нравлюсь?

— Слишком прыткая, — ответил Турецкий.

— А чего тянуть-то? На дворе двадцать первый век. Время скоростей, и всё такое. Или ты любитель долгих предисловий?

— Во-первых, я тебе в отцы гожусь, — сдержанно сказал Турецкий. — А во-вторых, ты меня совсем не знаешь.

— Ну, и что? — пожала плечами Дина. — Я же тебя не под венец зову. Сегодня подружимся, завтра расстанемся. Может быть, и не встретимся больше никогда. Так зачем время терять? Знаешь такую песню — «жить нужно в кайф!»

— Как у вас всё легко, у молодых, — недовольно проворчал Александр Борисович. — В наше время всё было как-то…

— Медленней?

— Изящней. Изящней и красивей.

Дина вздохнула и убрала руку с его бедра.

— Фу, какой ты скучный. Настоящий старпер. Девушка к тебе со всей душой, а ты ей про мораль и былые времена. Тоска!

Дина поднялась с дивана и оправила юбку.

— Кстати, — сказала она. — Если ты голоден, я могу чего-нибудь метнуть на стол. В морозилке есть пельмени и замороженные овощи. Ты что будешь?

— Ничего, — ответил Турецкий. — Спасибо за помощь, но мне пора идти.

— К жене? — уточнила Дина.

— В гостиницу, — в тон ей ответил Александр Борисович.

Дина посмотрела на него и весело присвистнула.

— Так ты еще и приезжий. То-то я смотрю, выговор у тебя какой-то странный, не наш. А ты откуда приехал?

— Из Москвы, — неохотно ответил Александр Борисович.

— Ва-ау! — Золотисто-карие глаза девушки расширились. — Из самой Москвы? А ты там кто?

— Дирижер в оркестре, — с усмешкой ответил Турецкий.

— Нет, я серьезно, ты кем там работаешь?

— Я тоже серьезно — дирижером. Могу продемонстрировать, если не веришь. Если найдешь подходящую палочку.

— Одну палочку ты уже нашел, — насмешливо напомнила Дина. — Ту, которой тебя приласкали по голове. Так что, лучше не выпендривайся. Короче, я пойду поставлю пельмени, а ты лежи отдыхай. У тебя вон, на повязке, пятно кровавое расплылось. Куда ты в таком виде на ночь глядя!

— Но я…

— Шурик, — с напускной сердитостью перебила его Дина, — я же сказала — не выпендривайся. Здесь моя территория, и правила диктую я. Андестенд?

Турецкий неприязненно передернул плечами.

— Как ты сказала?

— Это по-английски — «понимаешь?» — Дина насмешливо прищурилась. — А ты что, английского не знаешь? Ну, ты и темный. А еще из Москвы. Ладно, лежи, московский валенок. Накормлю тебя пельменями. Узнаешь, что такое «лебедянское гостеприимство».

— Спасибо, я уже узнал, — саркастически заметил Александр Борисович и потрогал ушибленную голову. — Не боишься, что я тут у тебя помру?

— Помрешь, значит, помрешь. Хоть наешься перед смертью. Ну, всё, — валяйся.

Дина выскочила из комнаты, и уже через секунду загремела на кухне какими-то кастрюлями.

Турецкий улыбнулся. Забавная девчушка. Ах черт, как же это всё-таки неприятно — стареть. Встречаешься симпатичную девушку, а в голове одна мысль — что она тебе в дочки годится. И всё. Романтичное знакомство омрачено.

«Надо идти», — подумал Александр Борисович, вздохнув.

Он оперся о кровать ладонями, собрался с силами и рывком поднялся с кровати — как в ледяную воду прыгнул. В голове зашумело, перед глазами вновь повисла отвратительная, тошнотворная желтая пелена.

— Ди-на… — сдавленно проговорил Турецкий.

Он пошатнулся и понял, что теряет сознание, но поделать ничего не смог. Ноги Александра Борисовича подкосились, и он рухнул на кровать.

36

— Эй! — И снова кто-то потряс его за плечо. — Ты думаешь просыпаться?

Турецкий открыл глаза и посмотрел на Дину. Первое, что бросилось в глаза, её голове плечо, торчащее из-под одеяла. Затем — голая, упругая грудка.

— Черт, — простонал Турецкий и приподнял над собой одеяло.

— Ты чего? — удивилась Дина. Затем поняла и рассмеялась. — Смотришь, голый или нет? Ты что, опять ничего не помнишь?

— Как-то смутно, — тихо ответил Александр Борисович. И только тут начал припоминать. То, как согласился выпить пару рюмок коньяку, как ходил в душ, чтобы прийти в себя. Как потом… — А черт… — простонал Турецкий и хлопнул себя ладонью по лбу. — А черт! — вскрикнул он — на этот раз от боли.

— Ты чего, припадошный? Убить себя решил?

Она заботливо поправила повязку на голове Турецкого.

— Нечего казниться, — сказала Дина. — Переспали и переспали. Дело-то житейское. Вряд ли я первая женщина, с которой ты это проделал.

— Дуреха, — не сдержался Турецкий. — Ты ведь мне во внучки годишься!

— Не преувеличивай, — спокойно ответила Дина. — Кстати, я бы на твоем месте показалась врачу. Иначе провалы в памяти могут стать нормой. И тогда твоя жизнь, Шурик, превратится в полное дерьмо.

Александр Борисович покосился на тумбочку и увидел пачку сигарет. «Слава Богу», — пронеслось в голове.

Он вытряхнул из пачки сигарету и вставил ее в рот. Дина быстро взяла зажигалку и щелкнула перед его носом.

— Мерси, — сказал Турецкий, прикуривая. Он помахал пред лицом, отгоняя дым, и покосился на девчушку. — Слушай, накинь на себя что-нибудь, а то неудобно.

Дина фыркнула.

— Двадцать минут назад ты по-другому пел, — насмешливо проговорила она. — Ладно, так и быть. А то еще помрешь со стыда.

Дина протянула руку, взяла с тумбочки майку и быстро ее натянула. Повернулась к Турецкому и, смешливо наморщив нос, спросила:

— Так нормально?

— Вполне, — сказал Александр Борисович. — Слушай, Дина, ты давно в этом доме живешь?