Книга Семь понедельников подряд - Татьяна Рябинина

Делать было нечего. Светка бродила по саду надутая и со мной не разговаривала – словно я чем-то перед ней провинилась. «Не поссорились, девчата?» – поинтересовалась Таисия. «Нет!» – фыркнула Светка и ушла, сказав, что у речки посидит. А я отправилась на почту – звонить своим.

Переговорный пункт представлял собой одну-единственную кабинку и рыжую девчонку, которая с важным видом накручивала диск допотопного телефона, а потом вопила: «Петрозаводск! Пройдите в кабину!»

Трубку взяла свекровь и начала ахать и охать. Не вычленив из этого никакой информации, я ее скоренько закруглила, сославшись на то, что разговор всего три минуты, и потребовала любезного супруга. Но тут к телефону подбежал ребенок и начал вопить: «Мама, ты где? Когда ты приедешь?» Пришлось патентованно соврать, что я в Москве по делу и приеду, как только с этим делом разберусь. Тут трубку у него отобрал Лешка и мрачно уточнил:

- В Москве, говоришь?

- Ну да.

- По делу, значит?

- По делу.

- И по какому же это делу?

- Ну я же тебе все объяснила! – возмутилась я.

- И я должен этой ерунде верить?

Тут уж я всерьез разобиделась, хотя и понимала прекрасно, что на его месте тоже бы отнеслась к услышанному с подозрением. Дурь какая-то – клады, убийства, преследования. Что хорошо для детектива, не слишком вяжется с повседневной обыденностью.

- Не хочешь – не верь.

Тут телефонистка крикнула, что три минуты заканчиваются.

- Все, Лешик, время кончается, - слишком явно обрадовалась я. – Жива, здорова («пока» – уточнила про себя), чего и вам желаю. Приеду – все расскажу. Борьку целуй в нос.

Выйдя из кабинки, я полюбовалась на засиженные мухами поздравительные открытки, веером разложенные на прилавке, и купила сборник японских кроссвордов двухмесячной давности. На обратном пути – я решила пройтись по селу, посмотреть, что из себя представляет родина предков – в голову настойчиво лезли мысли, что со Светкиной подачи я нажила в комплект ко всем прочим неприятностям еще и семейные сложности.

Дело в том, что временами Лешка становится дико ревнивым. К сожалению, когда-то я действительно давала ему к этому поводы, легкомысленно строя глазки направо и налево, причем без всякой практической надобности. Семена дали буйные всходы, и теперь я периодически оказываюсь «под колпаком у Мюллера». Все вроде бы ничего-ничего, а потом Лешке вдруг покажутся подозрительными мои походы в издательство и встречи с Генкой или моим редактором. В другой раз ему не понравится моя переписка на интернетовском генеалогическом форуме. Или он решит, что я слишком часто посещаю церковь. А то еще заявит, что я вольно обращаюсь с его петрозаводским другом детства Никитой, который не так давно женился и переехал жить в Питер. Интересно, что ему пришло в голову на этот раз? Могу спорить на что угодно – ничего хорошего.

Я в данном вопросе придерживаюсь страусиной политики: несказанного нет. Если я о чем-то не знаю, то и знать не хочу. Сто лет мне не нужна такая правда, от которой потом будешь только мучиться. Поэтому проблема, является ли Лешка примерным мужем или позволяет ли себе шалости на стороне, передо мной не стоит. Вот если ко мне домой придет плакаться его беременная секретарша, тогда я, пожалуй, задумаюсь. Тем более что шесть лет назад мы с ним обвенчались, а это подразумевает, что я сознательно должна терпеть любые его выходки до последней возможности.

Размышляя обо все этом, я и не заметила, как подошла к большому покосившемуся дому, стоящему посреди заросшего бурьяном садика. Когда-то его строили добротно, не для одного поколения, но время и отсутствие ухода превратили дом в развалину. Казалось, дунь ветер посильнее – и он рухнет кучей прогнивших трухлявых досок. Наверно, это и есть дом, где родился мой прадед. Странно, почему Таисия не наведет здесь порядок? Или он принадлежит кому-то другому? Кстати, она говорила, что здесь какой-то приблудный немой поселился.

Словно в ответ на мои мысли к калитке подошел невысокого роста невзрачный мужичок с корзинкой дикого щавеля – наверно, из леса. На бродяжку и пьянчужку он никак не походил. Одет хоть и бедно, но аккуратно и чисто, темные волосы с проседью и черная бородка аккуратно подстрижены. Даже ногти на руках в полном порядке, что вообще для сельского жителя большая редкость.

Открыв калитку, немой внимательно посмотрел на меня и вдруг улыбнулся. Придерживая калитку, он махнул рукой, приглашая подойти поближе. Я подошла и, почему-то чувствуя себя идиоткой, поздоровалась. Его глаза, слегка на выкате, старательно изучали мое лицо. Потом он кивнул и протянул мне корзинку. Я взяла пригоршню щавеля, поблагодарила. Немой снова кивнул и ушел во двор.

Отойдя подальше, я воровато оглянулась и бросила щавель в самую середину густой крапивной заросли. И в эту минуту мне стало нестерпимо стыдно, аж в жар бросило. Ну, не люблю я щавель, но выбрасывать-то зачем? Человек старался, собирал… Иногда бывают моменты, когда я себя просто не выношу.

Какой-то запах… Да, я почувствовала его, еще когда подошла к немому, а теперь так пахли мои руки, в которых я держала щавель. Чуть-чуть, почти неуловимо. Запах не был неприятным, но раздражал своей непонятной знакомостью.

Лешка частенько смеялся и предлагал мне идти работать на парфюмерную фабрику нюхачкой. У меня неважно обстоит дело с музыкальным слухом, я плохо разбираюсь в оттенках цветов, но вот запахи… Если бы я верила в переселение душ, то непременно решила бы, что в прошлой жизни была овчаркой. Каждый запах, неважно, приятный или нет, для меня не просто какое-то чувственное ощущение, но особое состояние и очень сложные ассоциации. Стоит почувствовать знакомый запах – и я не просто вспоминаю какое-то событие, с ним связанное, а словно в одно мгновение заново переживаю этот отрезок времени во всей его яркости и полноте. И поэтому никогда не покупаю одни и те же духи два раза: каждый запах – это определенный период жизни, который нельзя повторить.

Этот запах определенно был мне знаком.

В последние дни моя жизнь так же определенно состояла из одних дежавю: смутно знакомые лица, едва уловимые похожие запахи, повторяющиеся ситуации.

Я попыталась махнуть на загадку рукой, но, как водится, только раззадорила себя. Шла и до мозгового скрипа пыталась вспомнить: в поезде? На вокзале? В магазине? Ничего не выходило.

На углу, почти у самого дома Таисии, меня догнала Светка – по-прежнему расстроенная до чертиков. Я вспомнила бессмертное творение Эдгара По и слова старого негра Юпа: «хозяина укусил золотой жук».

- Девочки, - вкрадчиво, заметно волнуясь, произнес где-то сзади женский голос.

Мы обернулись и увидели тощенькую востроносую женщину в светлом платье стандартного сельского фасона. Она как-то испуганно озиралась и прижималась к забору, стараясь быть как можно незаметнее.

- Можно вас на минуточку?

Светка посмотрела на меня, поджав губы: вот видишь, я была права, начинается!