Книга Черная акула - Иван Сербин

— Понятно. К этому моменту Максим уже успел посмотреть фотографии, сделанные оперативной группой, но и в них не обнаружил ничего значительного. Он все еще пытался отыскать начало ниточки в клубке. Ребята из лаборатории пообещали ему сделать пару копий и несколько четких оттисков с лицом убитого крупным планом. Максим собирался разослать эти фотографии в воинские части, хотя в общем-то и не надеялся на положительный результат. В этом была определенная закономерность. В тридцати процентах случаев труп никто не опознавал. Никто, кроме родных. Да и те, случалось, ошибались.

— Одно могу вам сказать точно, Максим Леонидович, — заявил, перебив его мысли, Парфенов. — Эта таинственная мелочь, если, конечно, принять за аксиому, что таковая имела место быть, есть и в протоколе осмотра трупа.

— Мне бы вашу уверенность, Олег Вячеславович.

— А моя уверенность, любезнейший, — Парфенов запальчиво поднял вверх руку с оттопыренным указательным пальцем, — строится на железной логике и незыблемом знании. Эта мелочь не может не быть в протоколе, потому что в протоколе есть все. Полюбопытствуйте. Максим взял протокол, пролистал. Заметил что-то любопытное, прочел повнимательнее: «…На убитом техническая форма военного образца…» — Ну, с этим ясно. Для эмвэдэшников если форма не серая, значит — военного образца. — …На внутреннем кармане куртки имеется надпись: «Шалимов Юрий Герасимович, РС 6252017, 24580… — Любопытно. РС 6252017 — это, конечно, номер военного билета, а следующая группа цифр — номер воинской части. Странно. Ни разу Максим не видел, чтобы на форме надписывали номер части. Фамилию и имя — всегда. Точнее, в девяносто девяти и девяти десятых процента случаев. Номер билета — реже, но попадается. Номер части… — …Надпись вытравлена сильноконцентрированным раствором хлорки… — Так, на века, значит. Но уже легче. Часть есть, номер билета есть, фамилия, имя, отчество тоже есть. — …На шевронах значок частей связи — две скрещенные молнии… — Ясно, связист, значит».

— Скажите, Олег Вячеславович, — поинтересовался Максим, переворачивая последний лист, — а на форме — я имею в виду китель и галифе — номер части тоже был написан? Я что-то не нашел этой записи в протоколе.

— Нет, любезный. На кителе, галифе, бутсах, шапке и портянках вообще не было никаких надписей.

— Как? — изумился Максим. — Не может быть.

— Может, Максим Леонидович, как видите.

— Странно. На куртке едва ли не вся биография, включая номер воинской части, а эти данные кое-где относятся к разряду секретных, на форме же — ни слова.

— Даже фамилии нет, — поддакнул Парфенов.

— Да, даже фамилии, — согласился Максим.

— Так, может быть, это и есть та самая пресловутая мелочь, Максим Леонидович? — Эксперт едва заметно усмехнулся. — Вот вам и повод для раздумий. Это верно, повод был. Максим позвонил в прокуратуру и продиктовал дежурному текст запроса. Тот долго переспрашивал:

— Как-как? Товарищ полковник, слышно плохо. По буквам. А-а-а, хорошо. Как-как? Шура-Александр-Леонид… Шалимов? Понял. Все, есть. Кому отдать? Лемехову?

— Лемехову, Лемехову! — кричал в трубку Максим. — И скажи, пусть «молнией» отправит! С пометкой «срочно»! «Мол-ни-ей», говорю! Понял? Ну, слава богу! — Он брякнул трубку на рычаг и вздохнул в сердцах. — Черт глухой!

— Связь такая, — резонно возразил Парфенов. — Проще так докричаться. Ладони рупором.

Максим вышел из здания райотдела и забрался на переднее сиденье «Волги».

— Куда, товарищ полковник? — покосился на него солдат-водитель. — Домой?

— Домой. «Волга» начала разворачиваться, и вдруг Максим выдохнул:

— Ну-ка стой. Он закрыл глаза. Что за машина стояла тогда у морга? «Уазик», зеленый «уазик». Был ли у нее красный крест на борту? Нет, вроде не было. Или был? Прикрыв глаза ладонью, Максим попытался восстановить в памяти образ машины. «Ты видишь ее, — проговорил он мысленно. — Зеленая, с гладкими блестящими фарами. На борту… нет, креста не было, точно. Просто зеленый борт. Солнечные блики на стеклах. Бампер, а под ним номер. Белый номер в черной рамочке. Черные цифры. Ну-ка, вспомни. Первая „Д“. Точно, „Д“. Дальше… Вроде бы один-четыре… Один-четыре, затем семь… или единица… нет, все-таки семь… Один-четыре-семь…» Последнюю цифру Максим не видел, как ни старался. И тут же отчетливо, словно он только что прочитал их, всплыли и буквы, следующие за цифрами: «РН». «Ростовский номер, — подумал Максим. — Ростовский номер».

— Ну-ка, Паш, подожди здесь, — приказал он водителю. Тот послушно кивнул. Максим выскочил из кабины и чуть ли не бегом взлетел на крыльцо РУВД, дернул тяжелую дубовую дверь. Подойдя к конторке дежурного, побарабанил костяшками пальцев по стеклу. Сидящий за консолью лейтенант поднял глаза.

— Что, товарищ полковник, забыли что-нибудь?

— Нет, лейтенант. Слушай, как бы выяснить, какой организации принадлежит машина «УАЗ» Д 147… — последнюю цифру не помню — РН.

— РН? — озадаченно хмыкнул лейтенант. — Ростовский номерок.

— Да я знаю, лейтенант, знаю. «А номер-то не милицейский, — пронеслось в голове Максима, — и не военный. Значит, лжеэксперты Тим и Глазов машинку-то поймали. Или номер подменили. А может быть, и краденая она, эта машина. Посмотрим».

— Лейтенант, — обратился к дежурному Максим, — не в службу, а в дружбу, отдай этот номер в оперативный отдел. Пусть дадут список машин с похожими номерами.

— Модель-то не помните? — озадаченно, но вполне дружелюбно спросил лейтенант. — Какой «уазик»?

— Автобус. Микроавтобус, зеленый такой.

— Ну, уже легче. — Лейтенант записал модель и номер на клочке бумаги. — Хорошо, товарищ полковник, передам.

— И вот еще что. Запиши мой домашний телефон. Пусть, как узнают, мне перезвонят. Только поскорее, лейтенант, если можно. Дело срочное. Горит.

— Хорошо, товарищ полковник. — Дежурный записал на клочке домашний номер Максима. — Как только что-нибудь обозначится, я вам перезвоню.

— Отлично, лейтенант. Спасибо. — Максим с облегчением вздохнул и второй раз за последние десять минут вышел из РУВД на улицу. В нем вдруг проснулся странный жесткий азарт. Максим почувствовал, что след прямо под носом и, чтобы взять его, надо всего ничего — только принюхаться хорошенько. Первая вспышка потянула за собой вторую. Мысль, которая почти сутки бултыхалась в «мертвой зоне», вдруг выплыла на свет. И была она, как и ожидалось, элементарной до предела. Максим подумал о том, что почти все люди отличаются определенной рассеянностью, точнее сказать, ненаблюдательностью и невнимательностью. Они смотрят и не видят половину из того, что попадает им на глаза, не подмечают мелочей. Слышат и пропускают мимо ушей. Вот так и он. Вчера услышал очень важное слово и дал ему ускользнуть в темноту. Теперь же оно замаячило впереди лучом света. Максим торопливо скатился по ступенькам, подошел к «Волге» и, забираясь в салон, сказал водителю:

— Вот что, Паша, давай-ка во вторую горбольницу, в морг.