Книга Шансон для братвы - Дмитрий Черкасов

— И что? Не удовлетворены?

— Я обязан составить протокол допроса, — начал злиться Султанов, — и прошу вас отвечать.

— Да кто ж против? Всегда с радостью.

— Так вы подтверждаете?

— Что?

— То, что в спецназе служили...

— Конечно, от недремлющего ока следствия разве что скроешь.

— Хорошо, а где именно вы служили?

— Допуск покажите.

— Какой допуск? — растерялся Султанов.

— Прямоугольничек такой, бумажный, с полосочкой красной, буковки там черные должны быть. Я прочитаю, и поговорим...

— А что, это обязательно?

— А вы не знали? Армия, знаете ли, кому попало информацию не выдает.

— Я не кто попало, а следователь, — в голосе Султанова явно слышалось раздражение.

— Для армии вы — именно кто попало, — наставительно сказал Огнев, — им что следователь, что дворник — все едино. Не понимают они тонкостей души гражданских лиц...

— У меня на столе уголовное дело в возбужденном состоянии, — сказал Султанов, — и если вы свидетель, то обязаны отвечать на вопросы...

— Не вижу...

— Что не видите? — не понял Султанов.

— Дела в возбужденном состоянии.

— Вот оно, — Султанов указал на лежащую папку.

— Оно в спокойном состоянии, — совершенно серьезно сказал Огнев, — было бы в возбужденном — стояло бы на столе вертикально и бросалось бы на входящих в кабинет женщин, — Султанов на несколько секунд потерял дар речи.

— Да вы не переживайте, Иса Мухтарович, я ни на что не намекаю. Скучно просто так сидеть.

— Вы думаете, Дмитрий Семенович, что мне доставляет удовольствие снова всем этим заниматься?

— Это ваша работа. А если без удовольствия трудитесь, то это никуда не годится.

— Хорошо, оставим эту тему. Вернемся к вашей службе в армии.

— Я уже все сказал.

— Но служили-то вы где? На территории России?

— Тогда СССР был...

— Да, СССР. Так на его территории?

— Конечно. А где же еще? Тогда весь мир был зоной интересов Союза. Как по радио говорили — «Мы не позволим натовской военщине вмешиваться во внутренние дела Советского Союза во всех уголках земного шара!». И я полностью с этим согласен, — Огнев достал зажигалку и прикурил. — Можете дословно записать.

— Я просто запишу — на территории страны.

— Не забудьте указать какой, а то потом еще обвинение предъявите, типа, в американской армии служил, гад, — Огнев методично «добывал огня»[74].

— Расшифровывать не будете, какие части?

— Не-а. Пусть вам «гарны хлопцы» из ФСБ расшифровывают, это их прерогатива, они страсть как любят на такие вопросы отвечать... Обратитесь в управление по военному округу, сформулируйте конкретику. Обещаю, что передачки в СИЗО на Захарьевской[75]лично носить буду...

— Не ерничайте! Если информация о вашей службе в армии является закрытой, так и скажите...

— Я вам об этом уже час твержу...

— Я записал. Контузии или ранения были?

— Опять двадцать пять! Кто ж вас надоумил-то? Воробейчик все успокоиться не может?

— При чем тут Иван Борисович?

— Как при чем? Он же ваш начальник.

— Он надзирающая инстанция, зампрокурора...

— Вот пусть тогда своим прямым делом займется. Он вещи мои нашел?

— Это моя задача, в рамках дела...

— Тогда вы мне ответьте.

— Я разберусь и отвечу.

— Вы уже год разобраться не можете. Вместо того чтобы этот вопрос решить, все какие-то проблемы придумываете.

— Я веду объективное расследование.

— Ага, лучше бы бывшего терпилу нашли...

Это был удар в поддых.

Экс-потерпевший действительно сбежал, его хотели лицезреть не только Султанов, но и в прокуратуре Петроградского района, где на него было заведено дело. Султанов хорохорился, но было понятно, что он просто поддерживает имидж независимого следователя — без допроса другой стороны что-либо сделать Огневу он не мог. Дмитрий это знал и бесконечно требовал очных ставок со своим обидчиком. В прокуратуре, где коммерсант, начавший все это, был под подозрением в совершении у Огнева вымогательства и ряда других, не менее тяжких с точки зрения закона, действий, очень ждали результатов расследования Султанова. Хотя прокурорский следователь, Светлана Владимировна Полякова, женщина широкой натуры в смысле объема бедер, тянула резину, придумывала отговорки, в общем, вела себя обычно для стражей порядка, Огнев не унывал, раз в неделю писал заявления в оба района, исключительно на имя прокуроров, делая ксерокопии и рассылая их в обязательном порядке и в прокуратуру города, и в Генеральную в Москву, и в Министерство внутренних дел.

Такая форма «бумажной войны» приводила к тому, что раз в месяц кто-нибудь из должностных лиц получал выговор и день-два работал нормально. Огнев был педантичен, времени у него было навалом, и уголовные дела представляли для него уже больше научно-исследовательский интерес. Тему изысканий пытливого «ученого» можно было обозначить так — «достижение максимального уровня идиотизма для оправдания собственного нежелания или неспособности работать на примере отдельно взятых разнополых представителей органов правопорядка». Материал был накоплен на солидную диссертацию, содержал массу перлов милицейско-прокурорской мысли и занимал почетное место на рабочем столе Дмитрия. Ввязавшись с ним в переписку, доблестные служители Фемиды совершили фатальную ошибку — уровень бюрократизма у Огнева соответствовал чиновнику из произведений Чехова и Салтыкова-Щедрина.

— Это не имеет отношения к сегодняшнему допросу, — Султанов нахмурился. — Я записываю, что ранений и контузий не было...

— Записывайте, записывайте. Вы прям как руководитель шахматной секции в Васюках — у меня все ходы записаны!

— Вы не Остап Бендер!

— Это да. Я, скорее, гробовщик Безенчук. — Разговор становился абсолютно ненормальным, Султанов дошел почти до точки кипения и злобно задал следующий вопрос:

— У вас сотрясения мозга были, когда вы боксом занимались?

— А с чего вы взяли, что я занимался боксом? — удивился Огнев.

— У меня так написано! Вот, пожалуйста, в протоколе допроса от шестого июня...

— А-а! Узнаю корявый почерк придурка Яичко! Это я в тот день из камеры выходил, мне по фигу было, что подписывать. Я ж обвиняемым был, за свои слова вообще никакой ответственности не нес. Да и не читал, если честно.