Книга Горбатая гора - Энни Прул
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К концу лета Фэйн разорился, техасцы уехали, лошади сдохли, а Галактическое ранчо купил какой-то крупный магнат в области пищевой промышленности. Он специализировался на завтраках из натуральных растительных продуктов и заявил, что не хочет ничего, кроме как позволить ранчо «вернуться к естественной природной среде». Миссис Фриз, у которой не было надежды найти работу, если только она не хотела опять надеть передник и заняться стряпней, отправилась в «Очаг» и заказала себе виски. Через какое-то время ее окликнул плаксивый голос:
— Привет, миссис Фриз.
— А, старая тюремная пташка Бенни, — отозвалась она, покосившись на парня.
— Скажете тоже! Я нынче в порядке. Между прочим, занял ваше место. Сторожу теперь угодья Кара Скроупа. Живу в вашем бывшем домике.
Волокнистые зерна ячменя-лисохвоста болтались у Бенни на рукаве.
— Господи ты боже мой!
Они смотрели игру в гольф. Звук в телевизоре был выключен. Миссис Фриз допила виски, попросила воды, а потом еще стакан спиртного. Бенни обмакнул палец в свое пиво и облизал его.
— Вот что я хочу знать, — поинтересовалась миссис Фриз, — он тебя не очень беспокоит?
— Кто? Кар?
— Да, этот сукин сын Кар.
— Он никого не беспокоит. То есть в каком-то смысле — да… Думаю, вы правы, Кар чокнутый, но на людей не бросается. Сидит целыми днями на берегу реки и ест чипсы. После завтрака приходит и смотрит на старую железнодорожную эстакаду — прихватив с собой пять-шесть пакетиков чипсов и пузырек аспирина. Принесет кухонный стул и сидит среди ив. Я приношу ему туда сэндвичи на ужин. А домой приходит уже затемно. Каждый день у него голова от боли просто раскалывается. Если хотите знать мое мнение, у него опухоль в мозгу. Вчера взял походную палатку, которую где-то раздобыл, и пытался поставить ее у ручья — а про опорный шест позабыл.
— Да что он там делает, черт его дери?
— Ничего. Говорю вам. Вообще ничего. Конечно, это не наше с Коди Джо дело, но ранчо вылетает в трубу. А Кар все сидит и смотрит на воду. Иногда опускает в нее руку. Иногда голову. Рыбу не ловит, ничего не делает. Так, забавляется. Вот интересно, чем он займется, когда придут холода?
— Ну, на этот вопрос тебе никто не ответит, — буркнула миссис Фриз.
Она заказала еще виски. Надо за что-то держаться… Пусть даже придется надеть передник, черт с ним. Все равно это лучше, чем вот так, как Кар Скроуп, сходить с ума, сидя на глинистом берегу.
перевод В. И. Шубинского
Видали когда-нибудь дом, горящий ночью где-то очень далеко, черт знает где, на огромной равнине? Ничего, кроме сплошной черноты, только свет фар вырезает в ней узкий клин, как будто ты в открытом океане — такой же примерно пейзаж. И в этой сплошной кромешной тьме дрожит язычок пламени величиной с ноготь большого пальца. Можно ехать час и видеть его, пока либо он не угаснет, либо ты не свернешь с дороги, изрешеченный пулями, чтобы закрыть глаза или поднять их к небу. Может, путник и подумает о людях в том горящем доме — как они пытаются спастись по приставной лестнице, но вообще-то, пожалуй, ему нет до них никакого дела. Они слишком далеко, как и все остальное.
В тот год я жила в занюханном трейлере у ручья Чокнутой, и мне казалось, что Джозанна Скайлз как раз такая — похожа на горящий дом, на который смотришь издали. Она напоминала иссохшую, поросшую колючками равнину, посреди которой иногда вдруг вспыхивает трава. Обычно такие пожары гаснут сами по себе, немногие люди вдруг занимаются от них ярким пламенем.
У меня тогда и своих неприятностей хватало, взять хотя бы историю с Райли, с мужиком моим, такое не вдруг уладишь. Меня не оставляло ощущение подступающего жара и надвигающегося смерча. В общем, я была, прямо скажем, не в лучшей форме.
Я сняла старенький домик-трейлер. Скорее, это был прицеп, который таскают за машиной, такой тесный, что и кошке «брысь» не скажешь, шерсти не наглотавшись. Бывало, ветер подует — слышу, как от прицепа отваливаются какие-то части и громыхают по земле. Мне сдал его Оукал Рой. Он говорил, что в пятидесятые годы был в полном порядке — работал каскадером в Голливуде. Сейчас Рой спивался. За ним постоянно таскалась какая-то кривобокая псина, и однажды, приехав ночью, я видела, как она, припав к земле, глодала длинную окровавленную коровью кость. Эту собаку следовало бы пристрелить.
У меня был диплом колледжа — я считалась специалистом по изготовлению всякой мелкой дребедени: цветов из шелка, макраме, побрякушек, бус. Роспись по ткани и прочая ерунда. Меня, как сороку, тянуло ко всему блестящему. Но на следующий день после окончания колледжа я вышла замуж за Райли, и никогда больше не имела дела с бусинками и пуговичками. Да это мне и не светило, потому что в радиусе трехсот миль не было ни одного магазинчика, торговавшего такими вещами, а я не собиралась покидать Вайоминг. Я считаю, что уезжать надо только в самом крайнем случае. Так что два вечера в неделю я работала официанткой в «Виг-ваге» — баре, открытом по выходным при гостинице «Золотая пряжка», а остальные вечера сидела у себя в трейлере, решала кроссворды или старалась заснуть и просыпалась всегда в одно и то же время — в это время раньше всегда звонил будильник, чтобы идти на ранчо, и Райли садился в постели и тянулся за своей рубашкой, а в окне появлялась суровая маленькая точка Венеры, а под ней — тощее хилое утро.
Джозанна Скайлз была поваром в «Виг-ваге». Она уже семь или восемь месяцев продержалась на этой работе. В основном, все уходили через несколько недель. Приходилось учиться готовить суши и какой-то особый клейкий рис. Хозяином бара был Джимми Шимазо. Пятьдесят лет назад, во время Второй мировой, он ребенком попал в лагерь для интернированных в Харт-Маунтин и говорил, что, когда его семья вернулась в Калифорнию, ко всем этим автомобилям, деньгам и цветастому побережью, он скучал по Вайомингу. Суровая жестокость наших мест оставила на нем свой отпечаток. Джимми вернулся в Вайоминг годы спустя, с деньгами, которых хватило на покупку «Виг-вага», и, возможно, с какой-то извращенной тоской по вражде, которую здесь и вправду нашел. Больше не вернулся ни один, и кто их за это осудит. Все постояльцы Джимми были японские туристы, они болтались в гостинице, пялясь на старые седла и коровьи черепа, покупая в сувенирных лавках маленькие шестизарядные пистолеты и пластмассовых ковбоев для своих детишек, а еще брелоки для ключей, сплетенные из конского волоса заключенными в городской тюрьме. На Джимми работать было не сахар, он заводился с пол-оборота, но знал, на кого можно орать, а на кого нет: в свое время один техник по ремонту оборудования, бывший рабочий с ранчо «Пятнистая Лошадь», огрел его штакетиной от забора и оставил лежать полумертвым у мусорного бака. Они с Джозанной ни разу не повздорили: она ведь прилично готовила эту японскую еду, а здесь у нас всякий знает: к поварихе лучше по мелочам не цепляться.
У нее были две подружки — Палма Гратт и Рут Вулф, обе тоже горели синим огнем, может быть, помедленнее, чем Джозанна, но, каждая по-своему, рассыпались на горки пепла. Ночь с пятницы на субботу у них называлась «девочки гуляют»: коктейль «Маргарита» и фирменное блюдо под названием «Крылышки бизона» в «Золотой пряжке», а также чтение вслух брачных объявлений в местной газете. Потом они направлялись к Стокману поразвлечься. Иногда Палма брала с собой ребенка. Девочка сидела в уголке и рвала бумажные салфетки. После торта-пралине и кофе они смотрели кино в «Серебряном крыле», а потом либо шли домой, либо развлекались дальше. Но зато субботняя ночь — это был их звездный час: они влезали в обтягивающие джинсы и в то, что Джозанна называла «майки из мертвых негров», встречались в «Сыромятной плетке», или «У Бада», или в «Выстреле дуплетом», или в «Золотой пряжке» и уж тогда отрывались по полной.
