Книга Укрощение герцога - Элоиза Джеймс

– Но Доримант, будучи женатым, все равно станет жить ради наслаждения, – упорствовала Джиллиан. Но сердце ее почему-то забилось очень быстро.

– Возможно, это и так, – сказал мистер Спенсер задумчиво. – Но, думаю, Харриет приручит его. А вы так не считаете?

– Скорее, она будет терпимой к нему, а это нечто, отличное от приручения.

– Если привести ее слова точно, то она сказала, что научится выносить общество мужа.

– Такова судьба многих женщин.

По какой-то причине все, о чем могла думать Джиллиан, – это насколько пуста библиотека и каким тихим казался огромный дом, в центре которого они находились. Будто во всем здании были только они двое. Глаза мистера Спенсера казались такими задумчивыми. И ее приводило в трепет то, что все его внимание было обращено на нее.

– И вы в это верите? – Он казался явно заинтригованным.

– Как можно любить подобное создание? – спросила Джиллиан, впервые в жизни выражая столь откровенное мнение. Никогда прежде она не изрекала такой горькой правды. – Вы должны простить мне критику вашего пола, сэр, но мужчины – диктаторы, к тому же частенько бывают занудами и почти всегда непостоянны, как мы заметили в начале нашей беседы. Они…

И тут вдруг ей в голову внезапно пришла встревожившая ее мысль, что он – плод незаконного союза, адюльтера и, возможно, эта тема ранит его чувства.

Но он не выглядел уязвленным или униженным.

– Они? – подсказал он.

– Думаю, это неподходящая тема для беседы, – уклонилась от разговора Джиллиан. – Вы должны меня извинить.

Она снова вернулась к работе и с раздражением заметила, что ее пальцы слегка дрожат.

– Хотя я и не слишком увлечен пьесой, в ней есть одна очаровательная сцена между Харриет и молодым Беллером, – сказал мистер Спенсер.

– Это когда она наставляет его, как надо ухаживать?

– Когда вы улыбаетесь, у вас на щеках появляются ямочки, – проговорил мистер Спенсер, и его лицо приняло выражение, близкое к ужасу.

«О Господи!» – подумала Джиллиан сердито. Ему не надо вести себя так, будто она недосягаема для чувств, при условии, что ни одна женщина в доме, кроме нее, таковой не является.

Он прочистил горло.

– Простите, что не подумал об этом раньше, но нет ли опасности, что ваша репутация пострадает от того, что вы остались здесь со мной наедине? Не позвать ли вашу горничную, или вашу матушку, или кого-нибудь еще побыть с нами?

– Моя матушка на редкость разумная женщина, – ответила Джиллиан. – Мой опыт убеждает, что вопрос о скомпрометированной девице и ее пострадавшей репутации возникает тогда, когда молодая женщина пылко стремится к замужеству. Уверяю вас, что я не имею ни малейшего желания или нужды силой вовлекать мужчину в брак.

– В таком случае почему бы нам не почитать вслух эту сцену, и вы запишете слова роли Харриет?

Его голос был ровным, как всегда. Она послушно взялась за перо.

– Это говорит молодой Беллер, – сказал мистер Спенсер. – «Если судить по виду и жестикуляции, это убедит их в том, что я делаю самые страстные признания, какие только можно представить».

– О, эту часть я знаю, – сказала Джиллиан. – Харриет говорит, что ему следует склонить голову к плечу и притопывать ногой. «Вам следует чуть больше склонить голову, непринужденно опереться на левую ногу и поигрывать правой рукой».

Гейб пришел в совершенную ярость. И чем больше он думал об этом, наблюдая, как перо мисс Питен-Адамс скользит по странице, тем больше воспламенялся гневом. Да, он был незаконнорожденным. Но ведь это не сделало его евнухом. Ей следовало опасаться оставаться в комнате наедине с ним. Вероятно, не потому, что ее мать сочла бы их в безопасности, раз полагала, что он не больше годится для брака, чем выхолощенный петух. Но потому, что…

– Какая следующая реплика Харриет? – спросила она.

– «Теперь обопритесь на правую ногу, поправьте пояс и оглядитесь вокруг».

У нее были красивые, изящные и стройные руки, выглядевшие такими же умными и достойными леди, как и все остальное в ней.

– «Повернитесь ко мне лицом, улыбайтесь, смотрите на меня», – сказал он, не сводя глаз с ее рук. Они были, как и ее губы, невинные и чистые.

Какими и должны быть губы леди.

– О, я не думаю, что эта строчка…

Но тут ее лицо, этот сладостный, достойный настоящей леди треугольник, оказалось между его ладонями, и его губы прижались к ее губам. Она показалась ему изумленной, но вовсе не негодующей, хотя, конечно, в следующую минуту могла начать колотить его по голове и кричать. Но нет, его порыв поверг ее в молчание, и он рискнул продлить это мгновение как можно дольше.

Джиллиан оказалась такой, какой он ожидал и желал ее найти, – будто хотел этого всю жизнь. Она пахла чистотой и сладостью, и был в этом вкусе и запахе слабый намек на что-то – на аромат персиков или на тяжелое благоухание роскошных роз. И на губах ее не было красной маслянистой помады. Он провел языком по ее полной нижней губе, а она издала испуганный звук, зародившийся где-то в глубине ее существа.

Вероятно, эта маленькая пойманная им птичка никогда еще не целовалась. Ощущения Гейба были самыми странными. Как если бы он был самим Доримантом, распутником, которого называли «самым худшим из сущих мужчин». Доримант уж не стал бы колебаться, если бы ему представился случай поцеловать в библиотеке невинную девушку, и уж он воспользовался бы ее неопытностью… Но эта мысль ускользнула из его сознания, потому что Джиллиан еще не собиралась бежать. Возможно, она была так изумлена и испугана, что впала в ступор, как кролик, который боится сдвинуться с места. И было бы глупо даром терять время.

Поэтому Гейб принялся покусывать ее полную нижнюю губу, но, конечно, она не походила на Лоретту или какую-нибудь другую женщину, побывавшую в его постели, хотя таковых было не так уж много. Джиллиан не понимала, чего он хочет. Ему это было ясно. Поэтому его язык скользнул в ее рот, и это был сладостный, глубокий и крепкий поцелуй между двумя вдохами.

Он ощутил ее изумление так, будто это было его собственное тело. И все же… она не стала кричать и звать на помощь.

Гейба охватила какая-то странная бесшабашность, какой он никогда не знал прежде.

Будто Доримант выпрыгнул со страницы книги и принялся нашептывать ему на ухо, что делать. Он схватил в охапку маленькое прелестное тело Джиллиан, поднял ее со стула и посадил себе на колени, не переставая медленно ее целовать, и этим поцелуям не было конца.

Она снова вздохнула со всхлипом, но ее руки обвились вокруг его шеи, и он настолько осмелел, что его губы прошлись по ее гладкой щеке. На ней не было ни пудры, ни румян, не ощущалось горького вкуса притираний, которыми женщины пользуются для отбеливания, чтобы выглядеть посвежее или сделать кожу гладкой. Это была кожа Джиллиан, чистая, сладостная, и он слышал ее легкое дыхание, и, когда крепче прижал к себе, она на мгновение перестала дышать.