Книга Искусство путешествовать - Ален де Боттон

В первую очередь сотрудники экскурсионного бюро предлагают туристам пешеходную прогулку по тропе Ван Гога. В ознаменование сотой годовщины со дня смерти художника в 1990 году в Провансе в тех местах, с которых великий художник писал те или иные пейзажи, были смонтированы памятные таблички. Информационные стенды установлены на металлических стойках или закреплены на каменных плитах. На них размещены увеличенные репродукции картин Ван Гога, к которым прилагается краткий — буквально в несколько строчек — комментарий. Такие стенды встречаются как в самом городе, так и в его окрестностях, среди оливковых рощ и пшеничных полей. Пунктир мемориальных табличек и стендов с репродукциями тянется до Сен-Реми, где в сумасшедшем доме после печального инцидента с ухом и закончилось пребывание Ван Гога в Провансе.

Винсент Ван Гог. Желтый дом (Дом Винсента), Арль, 1888 г.

Я сумел убедить своих спутников потратить полдня на прогулку по этому маршруту. Мы заглянули в туристический центр, чтобы взять карту. Совершенно случайно мы оказались там в момент, когда начиналась организованная экскурсия по тропе Ван Гога, при этом группа была сформирована не полностью, и за весьма умеренную плату нас присоединили еще к дюжине таких же, как мы, энтузиастов пешеходных прогулок. Нас проводили на площадь Ламартин и познакомили с гидом — девушкой по имени Софи, которая первым делом сообщила, что учится в аспирантуре в Сорбонне и пишет диссертацию по живописи Ван Гога.

В начале мая 1888 года, решив, что гостиница обходится ему слишком дорого, Ван Гог снимает флигель дома № 2 по площади Ламартин, впоследствии известный как «желтый дом». Это была половина углового дома, который хозяин перекрасил снаружи в ярко-желтый цвет, но не доделал ремонт внутри. Ван Гог воспользовался обстоятельствами и проявил живейшее участие в оформлении интерьера по своему вкусу. Он хотел, чтобы внутри все было основательно, солидно и просто. Для отделки Ван Гог подобрал цвета из палитры юга Франции: ярко-красный, зеленый, синий, оранжевый, сернисто-желтоватый и сиреневый. «Я хотел, чтобы мое жилище стало самым настоящим домом художника: ничего дорогого, но так, чтобы все — от стульев до картин — было подобрано индивидуально, с характером, — писал он брату. Что касается кровати, то имевшиеся в доме железные я заменил на деревенские, из дерева. Очень уж спокойно, солидно и надежно они выглядят». Закончив ремонт и обустройство нового дома, Ван Гог пишет сестре: «Я теперь живу в доме цвета сливочного масла с ослепительно-яркими, просто вызывающе-зелеными ставнями. Сам он стоит на солнечной стороне площади, а окна выходят на сквер с олеандрами и акациями. Внутри дома стены просто чисто побелены, а полы выложены красным кирпичом. Ну, а над всем этим — густое синее небо. Вот здесь, в этой атмосфере я могу жить и дышать, думать и творить».

К сожалению, на площади Софи практически нечего было нам показывать: «желтый дом» был разрушен во время Второй мировой войны, и на его месте построили студенческий хостел, над которым, как великан над карликом, теперь нависает здание огромного супермаркета. В общем, вскоре мы поехали в Сен-Реми и провели там больше часа — в полях вокруг той самой психиатрической клиники, где какое-то время жил и писал свои холсты Ван Гог. У Софи имелась пластиковая папка с файлами, в которые были вложены репродукции основных прованских пейзажей кисти Ван Гога, и девушка частенько поднимала картинки над головой, чтобы продемонстрировать нам, экскурсантам, что изобразил на холсте великий художник, когда стоял на том самом месте, где сегодня оказались мы. В какой-то момент, стоя спиной к горам, она подняла репродукцию «Оливковых деревьев на фоне Альпилл» (июнь 1889 года), и мы смогли не только восхититься как самим пейзажем, так и его отображением, порожденным гением художника, но и сравнить оригинал с произведением искусства. Впрочем, именно в этот момент в группе наметился некоторый раскол: кое с кем из наших спутников мы не сошлись в критериях оценки творчества великого живописца. Стоявший рядом со мной австралиец — естественно, в широкополой шляпе — заявил своей спутнице, невысокой женщине с взъерошенными волосами: «3наешь, а по-моему, не очень похоже у него получилось».

Ван Гог и сам опасался, что в его адрес будут всегда выдвигать подобные обвинения. В письмах сестре он жаловался, что самым типичным отзывом о его работе была фраза: «Все это очень и очень странно». И это не считая тех, кто находил его картины бездарными или отталкивающими. Следует, конечно, признать, что поводов высказаться в таком духе у критиков было немало. Стены вангоговских домов далеко не всегда были ровными и прямыми, солнце далеко не всегда было желтым, а трава — зеленой. Деревья на холстах порой двигались чересчур активно и бурно, напоминая скорее животных, чем растения. «Я творил черт знает что с правдоподобием цветов и оттенков», — признавал сам художник и творил то же самое «черт знает что» с пропорциями, линиями, тенями и тонами.

Тем не менее, творя «черт знает что», Ван Гог лишь в открытую делал то, в чем так или иначе участвуют все художники, — выбирал, какие именно аспекты окружающего мира следует выделить в произведении, а какие можно оставить без внимания. Ницше был прав, когда писал, что окружающий мир бесконечно разнообразен и не может быть целиком и полностью отображен в произведении искусства. Отличало же Ван Гога от других прованских художников то, какой именно выбор он делал, что он считал для себя важным, а на что не хотел тратить ни свой талант, ни время. Такой художник, как, например, Константин, потратил бы немало сил на то, чтобы четко выстроить для себя подобную шкалу приоритетов и ценностей.

Ван Гог же, несмотря на то, что идея «похожести» его всегда увлекала, настаивал, что подобная шкала должна выстроиться сама собой, без лишних переживаний и долгих раздумий. Впрочем, и так называемую похожесть он воспринимал весьма оригинально. В одном из писем брату художник иронически замечает, что реализм для него несколько отличается от «похожести, свойственной снимкам, сделанным богобоязненным фотографом». Те стороны реальности, которые действительно привлекали его, требовали порой искажения, опущения каких-то деталей, подмены цветов, но, несмотря на все это, интересовала Ван Гога в первую очередь именно реальность. Он был готов пожертвовать наивным реализмом для того, чтобы обрести реализм подлинный, реализм высшего порядка. В своем творчестве он был сродни поэту, который, описывая то или иное событие, внешне гораздо менее точно и с меньшими деталями, чем это делает журналист, на самом деле открывает читателю глаза на происходящее, обнажает подлинную суть событий, достигая большего успеха, чем самый объективный и подробный хроникер.