Книга Страна вина - Мо Янь

Есть у нас в Цзюго такие выдающиеся личности, что и с ведра вина не запьянеют, и в их славу впору гимны петь; а есть пьянчуги, которые у собственной жены сбережения на выпивку стянут; есть и другой хамоватый сброд: тащат все, что плохо лежит, устраивают драки, избивают людей, обводят вокруг пальца, чтобы присвоить их добро. Думаю, и сегодня у нас в Цзюго есть последователи буддийского монаха, который отколошматил и бандита Лу Синее Лицо, и Ли Сы по прозвищу Зеленая Травяная Змейка, и Чжан Саня по прозвищу Крыса, Перебегающая Улицу, и злодея Ню Эра.[114]Эти лихие люди и через пару тысяч лет не переведутся. Вся эта публика собирается на Ослиной улице — они тоже достопримечательность Цзюго. Видите, один, с торчащей изо рта сигаретой, прислонился к двери; другой, с бутылкой в руке, грызет «денежку» — вареный ослиный член: его называют так, потому что его кусочки похожи на старинные монеты с отверстием посередине; третий стоит, насвистывая, с птичьей клеткой — это всё они и есть. Смотрите, друзья мои, осторожно, не связывайтесь с ними, люди порядочные обходят стороной это уличное отребье — ведь стараешься же не ступить в новой обуви в собачье дерьмо. Ослиная улица и срам нашего Цзюго, и слава. Коли по Ослиной улице не прошелся — считай, в Цзюго не побывал. На этой улочке расположены лавки двадцати четырех торговцев ослятиной. Забивают ослов еще со времен династии Мин, забивали при династии Цин, да и во времена Китайской Республики тоже. С приходом коммунистов ослов стали считать средством производства, забивать их стало противозаконно, и Ослиная улица пришла в полный упадок. За последние несколько лет в результате политики «оживления производства внутри страны и внешней открытости» уровень жизни народа постоянно повышается, что привело к увеличению потребности в мясе, поэтому Ослиная улица переживает необычайный расцвет. Как говорится, «на небе мясо дракона, на земле — мясо осла». Ослиное мясо ароматное, вкусное, ослятину почитают настоящим деликатесом. Дорогие читатели, гости, друзья, дамы и господа, санькайю вэйла мачжи, мисытэ, мисы,[115]если вам скажут, что есть нужно только блюда кантонской кухни, не верьте, это чистые сплетни, их распускают, чтобы вводить людей в заблуждение! Послушайте, что скажу вам я. И что же я скажу? Поведаю о знаменитых блюдах Цзюго, но упомяну лишь малую часть и что-то неизбежно пропущу, так что уж не взыщите. Когда стоишь на Ослиной улице и окидываешь взором Цзюго, деликатесов вокруг воистину как облаков на небе, аж глаза разбегаются: на Ослиной улице режут ослов, на Оленьей — оленей, на Бычьей — быков, на Бараньей — баранов, на Свиной — свиней, в Лошадином переулке — лошадей, на Собачьем и Кошачьем рынках — собак и кошек — всего и не перечесть, мысли путаются, губы потрескались, и во рту пересохло. В общем, что ни возьми — любое изысканное блюдо, любую птицу, зверя, рыбу, насекомое из любого уголка мира — все, что съедобно, можно отведать у нас в Цзюго. Если это есть где-то еще, есть и у нас, есть у нас и то, чего нет нигде. Но самое главное — помимо того, что все это есть, — самое ключевое, самое непостижимое состоит в том, что все это нечто особое, со своим стилем, историей, традицией, идеологией, культурой и моралью. Возможно, это звучит как бахвальство, но никакое это не бахвальство. Вся страна охвачена лихорадкой обогащения, а у нас в Цзюго руководство города прозорливо и оригинально смотрит на это, находя новые способы и особые пути к богатству. Дорогие друзья, дамы и господа! Когда человек появляется на свет, для него, наверное, нет ничего более важного, чем еда и питье. Зачем раскрывать рот? Конечно, чтобы есть и пить! Пусть же гости Цзюго наедаются и напиваются как следует. Пусть отведают всевозможных кушаний, попробуют самые разные вина, пусть еда и питье будут для них в радость, пусть едят и пьют так, чтоб было не оторваться. Пусть осознают, что еда и питье не только средство для поддержания жизни, но и возможность прийти к пониманию истинной сути жизни, проникнуться философией бытия. Пусть откроют для себя, что есть и пить — это не только физиологический процесс, но и совершенствование духа, эстетическое наслаждение.

Шагайте не торопясь, любуйтесь увиденным. Ослиная улица тянется на два ли, по обе стороны расположились мясные лавки, где забивают ослов. Ресторанчиков и винных заведений здесь целых девяносто, блюда в них готовят исключительно из ослятины. Меню постоянно обновляются, одна за другой появляются блестящие идеи, искусство приготовления ослятины достигло здесь невиданного уровня. Испробовав блюда всех девяноста заведений на Ослиной улице, можно всю оставшуюся жизнь ослятины не есть. Только тот, кто поел в каждом из них, может ударить себя в грудь кулаком и заявить: «Уж чего-чего, а ослятины я изведал!»

На Ослиной улице, как в объемистом словаре, всего так много, что хотя я за словом в карман не лезу и сужу решительно и бесповоротно, как говорится, перекусываю гвозди и разрубаю сталь, и то слов не хватит, словами всего не перескажешь и обо всем до мелочей не поведаешь. А если рассказывать не так, как нужно, какая-то околесица получается, перескакиваешь с пятого на десятое, поэтому прошу извинить и отнестись ко мне со снисхождением, а также позволить осушить бокал «Хунцзун лема», чтобы взбодриться. За сотни лет столько ослов закончили жизнь на Ослиной улице, что и не счесть. Днем и ночью здесь бродят стада душ безвинно убиенных ослов, каждый камень на Ослиной улице, можно сказать, орошен ослиной кровью, каждое растение пропитано ослиным духом, их присутствие в полной мере ощущается в каждом туалете, и каждый побывавший на Ослиной улице в той или иной степени обретает ослиный нрав. Ослиные сущности, друзья мои, окутывают Ослиную улицу словно дымкой, заслоняя солнечный свет. Стоит зажмуриться, и увидишь, как вокруг с криками носятся неисчислимые орды ослов всевозможных размеров и расцветок.

Существует легенда: каждую ночь, когда все стихает, появляется невероятно подвижный, неподражаемо прелестный черный ослик (неизвестно какого пола), который проносится по зеленоватым плитам улицы с востока на запад, а потом с запада на восток. Изящные нежные копытца, похожие на винные чашечки из черного агата, звонко постукивают по гладким плитам. Этот звук в глубокой ночи подобен музыке небесных сфер — жутковатой, таинственной и нежной. Услышишь ее — наворачиваются слезы, застываешь, завороженный и опьяненный, и из груди вырывается долгий тяжелый вздох. Ну а если светит полная луна…

В тот вечер хозяин ресторана «Пол-аршина», коротышка Юй Ичи, выпил на несколько чарок доброго шаосинского больше чем обычно, и внутри округлившегося, как маленький барабан, голого живота разлилось тепло. Взяв плетеный стул, он вышел на улицу посидеть под старым гранатовым деревом. Каменные плиты мостовой сверкали под лунной дорожкой, как чистые зеркала. Погода стояла обычная для середины осени, дул легкий ветерок, любители посидеть в холодке во дворе уже скрылись, и если бы не выпитое вино, не вышел бы на улицу и Юй Ичи. Днем здесь копошился людской муравейник, а сейчас тянуло свежестью, из всех углов неслось стрекотание насекомых. Эти пронизывающие, как острые стрелы, звуки, казалось, могли преодолеть любые преграды. Ветерок овевал голый живот карлика, порождая ощущение бесконечного блаженства. Задрав голову и глядя на сладкие плоды граната, большие и маленькие, раскрывшие лепестками свои ротики, он было задремал, но вдруг ощутил, что кожа на голове натянулась, а по телу побежали мурашки. Сна как не бывало, но пошевелиться он не мог — будто мастер ушу ударил его в жизненно важную точку, — хотя всё соображал и видел хорошо. Словно спустившись с небес, на улице появился маленький черный ослик. Сытый, упитанный, он весь светился, будто вылепленный из воска. Он покатался по земле, поднялся и стал отряхиваться от невидимой пыли. Потом подпрыгнул и задрав хвост понесся по улице. Полоской черного дыма он трижды промчался из одного конца улицы в другой и обратно. Звонкое цоканье его копыт напрочь заглушило стрекот осенней ночи. Но когда он вдруг остановился и застыл посреди улицы, хор насекомых грянул вновь. В тот же миг разразилась лаем свора собак на Собачьем рынке, замычали телята на Бычьей улице, заблеяли ягнята на Овечьей улице, заржали жеребята в Конском переулке, и повсюду — вдалеке и рядом — закричали петухи… Черный ослик продолжал стоять посреди улицы, словно в ожидании, и его черные глаза горели как фонари. Юй Ичи давно уже слышал рассказы об этом ослике, а сегодня вот увидел его собственными глазами и страшно перепугался, поняв, что предания в этом мире рождаются не на пустом месте. Сжавшись, он затаил дыхание, недвижный, как трухлявая колода, и, вытаращив глаза, продолжал следить за осликом.