Книга Курица в полете - Екатерина Вильмонт

— А если я не хочу?

— Тебя никто не спросит. Если скажут — надо, пойдешькак миленькая, это же реклама… Ну а потом, скорее всего, арендуют квартиру,соорудят кухню и будем снимать в уже более щадящем режиме, а потом ты выйдешьзамуж и глупый муж станет ревновать тебя к телезрителям и к съемочной группе, апотом, насколько я тебя понимаю, ты его бросишь ради телевидения, возможно,тебя еще пригласят на радио, я тут краем уха слышал, что создается какое-тоновое радио и они хотят запузырить кулинарную пятиминутку. Жизни у тебя небудет, начнут узнавать в метро, придется купить машину, учиться водить, будешьстоять в пробках, гаишники тебя узнавать не будут, они кулинарные программы,как правило, не смотрят. А потом программу неизбежно прикроют и постепенно твояпопулярность сойдет на нет. Вот примерная схема твоей жизни на ближайшиегоды! — весьма печально подытожил Пузайцер.

— Аркаш, а за кого она выйдет замуж, ты нескажешь? — полюбопытствовала Маша, слышавшая сей трагический монолог.

— Какая разница, — поморщился Пузайцер,потягиваясь. — Лучше всего за иностранца, который живет за кордоном и неимеет понятия о нашем телевидении.

— Ерунда! — возмутилась Маша. — А иностранцычто, не ревнуют к зрителям и съемочной группе?

— Безусловно ревнуют, но… Не знаю я, девочки, насчетиностранцев, ну их в баню! Все, я пошел!

Валерка тебя отвезет, Элла! Пока!

— Да, Элка, похоже, он знает, что говорит, нашПузайцер.

— Да ну, — отмахнулась Элла, — просто онустал — и вся скорбь еврейского народа выплеснулась в этом монологе. Все будетпрекрасно! Я ведь не собираюсь стать вечной звездой телеэкрана.

Поиграю в это сколько получится, и хватит. У меня естьпрофессия!

— А у меня две или даже три, но мне понравился этотбардак!

Элла едва доковыляла до машины, так у нее отекли ноги, ведьона весь день крутилась на высоких каблуках. В следующий раз, если он будет, низа что каблуки не надену. Ни за что! Домой она попала в половине второго ночи.

* * *

Утром Элла позвонила на работу и сказала, что опоздает.Просто не было сил встать… Не хотелось ни есть, ни пить, ни спать… Совсемничего не хотелось. Она включила телевизор. И сразу увидела приплюснутуюмордочку Зои Звонаревой, которая что-то готовила в студии. Да еще соревноваласьс итальянским поваром. Понятно было, что она тут не для того, чтобы победитьитальянца, — она мазала сгущенкой готовые коржи, щебеча, что, когдастолько работаешь, столько пишешь, нет времени на разносолы, но все ее мужьяобожали ее торт со сгущенкой! А времени на него уходит всего ничего, надотолько смешать сгущенку со сливочным маслом и ложечкой какао! Итальянец готовилчто-то умопомрачительное, сложное, красивое, а знаменитая писательница совалапод нос ведущему свой торт. Тот явно не хотел его пробовать, его актерскоготаланта не хватало, чтобы это скрыть, а она кокетливо-великосветским тономукоряла его: невежливо, мол, отказываться от угощения…

Потом подводились итоги соревнования, и в результатепобедила дружба. Тьфу! Эх, пригласили бы меня с ней посоревноваться, у меня быдружба не победила! Я ж не бессловесный итальянец, я бы такое сказала… И это бывырезали — и все равно победила бы дружба, потому что такова концепцияпрограммы!

Зазвонил телефон.

— Алло!

В трубке молчали.

— Алло! Говорите, вас не слышно.

Трубку повесили. И буквально через три минуты раздалсязвонок в дверь.

И кого черт принес? Она накинула халат и поплелась к двери.

— Кто там?

— Элла, открой, это Воронцов!

Она пришла в ужас. У нее такой вид!

— Элла, пожалуйста, это очень важно!

Она открыла дверь на цепочку:

— Вы?

— Я! Элла, надо поговорить!

— О чем?

— Но не через цепочку же нам разговаривать.

— Хорошо, я открою, но вы не входите! Я вам крикну,когда можно! — И она бегом кинулась в ванную. — Проходите на кухню! Идверь за собой заприте!

— Слушаюсь!

Он пришел! Пришел! Она заперла дверь и полезла под душ.Потом наскоро вытерлась, расчесала волосы и осталась недовольна своим видом.

Бледная, осунувшаяся, а главное — не было радости от егоприхода, только страх. Хотя чего бояться?

И наплевать, какой у меня вид, уж безусловно лучше, чем уэтой щебечущей мартышки… Я что, ревную к ней? Еще не хватало! Она накинулахалат и пошла на кухню. Он курил, стоя у окна.

— Хотите кофе?

Он резко повернулся к ней. Вид у него тоже был не слишкомавантажный.

— Элла! Что происходит? Зачем ты так?

— Что? — не поняла она.

— Зачем ты передала жилет через Любашу?

— А что мне было с ним делать? Вы не объявлялись. Авдруг у меня его съела бы моль?

— У тебя водится моль? — почему-то засмеялся он.Что тут смешного?

— У меня — нет! Но, может, в вашей жилетке былиличинки…

Он еще громче расхохотался.

— Так вы хотите кофе или нет? — раздраженноспросила она.

— Хочу!

— Черный или с молоком?

— Черный, покрепче и без сахара.

Она достала банку с кофе и турку, включила плиту, и вдруг онподошел, к ней сзади, обнял, поцеловал в шею. Она вздрогнула, закрыла глаза,увидела золотую пчелу, которая тут же сменилась мордочкой Зои Звонаревой. Итомления как не бывало.

— Не надо! — дернулась она.

— Почему? — прошептал он.

— Не хочу, и все!

Он отступил.

Она сварила кофе, налила ему и себе.

— Есть хотите?

— Нет, я завтракал, спасибо. Курить можно?

— Так вы уже курите, — пожала она плечами и далаему пепельницу.

— Спасибо. Элла, что случилось? — Он смотрел нанее, видел, что она неважно выглядит, у нее измученные глаза. Критическиедни! — догадался он. Могла бы прямо сказать, не девочка уже, и, после тогочто между нами было… Впрочем, это неважно. Понятно только, что лезть к ней ненужно. Но выяснить отношения необходимо. Все это время он старался избавитьсяот мыслей о ней, в какой-то момент ему показалось, что он преуспел в своемстремлении, но стоило ему взять в руки жилетку, впитавшую в себя запахи еевещей, ее самой… Он вообще-то напрочь забыл, что оставил жилетку в ее квартире.А тут сразу нахлынуло… Но она, похоже, совсем ему не рада. Странная все-такиособа, но до чего привлекательная. Как нестерпимо хочется ее трогать, гладить,обнимать… Ну и все остальное…