Книга Мерзейшая мощь - Клайв Стейплз Льюис

10. ЗАХВАЧЕННЫЙ ГОРОД

До сих пор, что бы ни случилось днем, Марк спал хорошо, но в эту ночь он спать не мог. Письма он не написал и весь день слонялся, скрываясь от людей. Ночью, лежа без сна, он ощутил свои страхи с новой силой. Конечно, в теории он был материалистом; конечно (тоже в теории) он давно вышел из возраста ночных страхов. Но сейчас это ему не помогло. Тех, кто ищет в материализме защиты (а их немало), ждет разочарование. Да, то, чего вы боитесь — немыслимо. Что ж, лучше вам с этого? Нет. Так как же? Если уж видишь духов, лучше в них верить.

Чай принесли раньше, чем всегда, а с ним — и записку. Уизер настоятельно просил зайти к нему немедленно по чрезвычайно срочному делу. Марк пошел.

В кабинете была Фея. К удивлению и (сперва) к радости Марка, ИО, по всей видимости, не помнил об их последнем разговоре. Он был вежлив, даже ласков, но очень серьезен.

— Доброе утро, доброе утро, м-р Стэддок, — сказал он. — Я ни за что на свете не стал бы вас беспокоить, если бы не был уверен, что вам самому лучше узнать обо всем как можно раньше. Вы понимаете, конечно, что разговор наш сугубо конфиденциален. Тема его не совсем приятна. Надеюсь, в ходе беседы вы поймете (садитесь, садитесь), как мудро мы поступили в свое время, оградив от постороннего вмешательства нашу полицию, если можно ее так назвать.

Марк облизнул губы и присел.

— Ты потерял бумажник, Стэддок, — вдруг обратилась к нему Фея.

— Что? — переспросил Марк. — Бумажник?

— Да. Бумажник. Штуку, в которой лежат всякие бумажки.

— Потерял. Вы его нашли?

— В нем три фунта десять шиллингов денег, корешок от почтового перевода, письма, подписанные именами Миртл, Дж.Хитоншоу, Ф.Э.Браун, М.Бэлчер, и счет за костюм от мастерской «Саймонс и Сын», Маркет-стрит, 32, Эджстоу? Так?

— Примерно так.

— Вот он, — она указала на стол. — Нет, не бери!

— Что происходит? — спросил Марк тем голосом, каким говорил бы всякий при подобных обстоятельствах и который в полицейском протоколе назвали бы «угрожающим».

— Этот бумажник, — пояснила мисс Хардкастл, — обнаружен за пять с небольшим ярдов от тела Хинджеста.

— Господи! — вскричал Марк. — Вы же не думаете… нет, чепуха какая!

— Незачем апеллировать ко мне, — сказала мисс Хардкастл. — Я не адвокат, не судья, не присяжный. Я излагаю факты.

— Но вы считаете, что меня могут обвинить?!

— Напротив, — сказал Уизер. — Перед нами один из тех случаев, когда особенно очевидна польза собственной исполнительной власти. Перед нами ситуация, которая, как мне это ни прискорбно, могла бы доставить вам множество огорчений, имей вы дело с обычной полицией. Не знаю, достаточно ли ясно дала вам понять мисс Хардкастл, что бумажник нашли ее подчиненные.

— Что вы хотите сказать? — переспросил Марк. — Если мисс Хардкастл не считает, что я виноват, зачем все эти разговоры? Если считает, почему не сообщит, куда надо? Это ее долг.

— Дорогой мой друг, — промолвил Уизер допотопным тоном. — В делах такого рода мы и в малейшей степени не намерены определять предел правомочий нашей, институтской полиции. Я не беру на себя смелости утверждать, в чем состоит долг мисс Хардкастл.

— Значит, — сказал Марк, — у мисс Хардкастл, по ее мнению, достаточно фактов для моего ареста, но она любезно предлагает их скрыть?

— Усек! — отметила Фея и, впервые на его памяти, закурила свою сигару.

— Но я не хочу этого! — продолжал он. — Я ни в чем не виноват. — Бремя свалилось с него, но он, почти не замечая этого, гнул в другую сторону. — Я сам пойду в настоящую полицию.

— Хочешь сесть, — сказала Фея, — дело твое.

— Я хочу оправдаться, — кипятился Марк. — Обвинение немедленно рассеется. Зачем мне его убивать? И алиби у меня есть, я был здесь, спал.

— Да?.. — протянула Фея.

— Что такое?

— Знаешь ли, мотив найдется всегда. Всякий может убить всякого. Полицейские — люди как люди. Запустят машину, надо же им что-нибудь доказать.

Марк уговаривал себя, что ему не страшно. Если бы только Уизер не топил так жарко, или хоть открывал окно…

— Вот письмо, — сказала Фея.

— Какое письмо?

— Твое. Какому-то Палему, из вашего Брэктона. Написано полтора месяца назад. Вот, пожалуйста: «А Ящеру пора в лучший мир».

Марк вспомнил, и ему стало просто физически больно. То была записочка, и такой стиль очень ценили «свои» люди.

— Как оно к вам попало? — спросил Марк.

— Мне представляется, м-р Стэддок, — сказал Уизер, — что вы не вправе требовать от мисс Хардкастл подобных разъяснений… Конечно, это ни в малой степени не опровергает моих постоянных заверений в том, что все сотрудники института живут поистине единой жизнью. Однако, неизбежно существуют различные сферы, не ограниченные друг от друга, но выявляющие собственную сущность, тесно связанную, конечно, с эгосом целого… и некоторая излишняя откровенность… э-э-э… наносила бы урон нашим же интересам.

— Неужели вы думаете, — возмутился Марк, — что эту записку можно принять всерьез?

— А ты что-нибудь объяснял полицейскому, — спросила Фея, — твоему, настоящему?

Марк не ответил.

— Алиби тоже никуда, — продолжала мисс Хардкастл. — Ты говорил с Биллом за столом. Когда он уезжал, вас видели вместе у выхода. Как ты вернулся, никто не видел. Вообще, неизвестно, что ты делал до самого утра. Мог уехать с ним и лечь так в 2:15. Ночью понимаешь, подморозило. Грязи на ботинках могло и не быть.

Как в былое время, в приемной у зубного врача или перед экзаменом, все сместилось, и Марку уже мерещилось, что тюрьма и эта закрытая комната, собственно, одно и то же. Главное — вырваться на воздух, от кряканья ИО, Феиной сигары, огромного портрета на стене.

— Вы советуете мне, сэр, — сказал он, — не идти в полицию?

— В полицию? — удивился Уизер, словно об этом и речи не было. — Это было бы, по меньшей мере, опрометчиво, м-р Стэддок… и не совсем порядочно по отношению к своим коллегам, особенно к мисс Хардкастл. Мы не могли бы в дальнейшем оказывать вам помощь…

— Именно, — подчеркнула Фея. — Если ты в полиции — ты в полиции.

Минута решимости ушла, и Марк этого не заметил.

— Что же вы предлагаете? — спросил он.

— Я? — переспросила Фея. — Ты скажи спасибо, что это мы нашли бумажник.

— Это исключительно счастливая случайность, — произнес Уизер, — и не только для м-ра Стэддока, но и для всего института. Мы не могли бы оставаться в стороне…

— Одно жаль, — сказала Фея. — У нас не твоя записка, а копия. Конечно, и то хлеб.

— Значит, сейчас ничего нельзя сделать? — спросил Марк.