Книга Федор Годунов. Потом и кровью - Иван Алексин

там будут, захватываем ворот, что решётку у ворот опускает и держимся до подхода основных сил. Ещё и пушками, что в крепости на стенах стоят, поможем, если отбить сумеем. Только нужно несколько человек, которые хорошо по-турецки говорят. И волосы, — скользнул я взглядом по оселедцу, (длинному чубу на бритой голове) Яцко, — обычные должны быть, а не как у казаков.

— Я пойду, — решительно заявил Сагайдачный. — По-турецки хорошо говорю и обычаи их знаю. За капитана как раз сойду. И других хлопцев потолковей для этого дела подберу.

— Я тоже пойду, — решительно мотнул я головой.

Если и можно завоевать у запорожцев уважение, то только отвагой и храбростью в бою. К тому же, с самим Сагайдачным буду бок о бок биться, жизнью рискуя. Такое обычно сильно сближает.

— Ой ли? — оглянулся на меня обозный старшина. — То наш поход, казацкий. Сторонним людишкам в нём делать нечего!

— От чего же? — несогласно повёл плечами кошевой. — О гребцах, что с той галеры сняли, — кивнул он на бывшую галеру Култук-паши, — речи нет. А здесь невольники сами свободу себе добыли, собственной кровушкой за неё заплатив. Значит, люди храбрые и уважения достойные. Таких не зазорно и в поход к себе принять. К тому же мы собираемся на двух галерах к Варне идти. А эта галера — их законный трофей. И если мы её в дело берём, то и они имеют право в нём участвовать.

— Согласен, — кивнул Порохня. — Люди тут подобрались храбрые. Я сам всех в деле видел. Бились смело, труса никто не праздновал.

— На том и порешим, — рубанул рукой Яцко. — Если будут охотники среди гребцов, могут с нами идти на штурм Варны. Только доля их в добыче вдвое меньше супротив казачьей будет.

— Как скажешь, атаман, — недовольно скривился Сагайдачный. — Я тогда на той галере пойду и сам людей на неё подберу. А тут вы сами решайте.

Но уйти с корабля Сагайдачный не успел.

— Пётр!

На палубе, между тем, бывшие невольники уже давно смешались с казаками, братаясь и пересказывая новости. И среди этой суеты, усевшись на скамью, обозного старшину поджидал спасённый мною невольник.

— Станислав? — не на шутку удивился Сагайдачный. — Чаплинский? Ты как здесь оказался? Ты же Дмитрия на престол сажать отправился.

— Да вот, то же веслом помахать пришлось.

— Ну, пошли со мной, — кивнул ему обозный. — Расскажешь, как вместо Москвы на турецкой галере оказался.

И они ушли, пересев на одну из чаек. Я задумчиво посмотрел им вслед, вспоминая информацию из истории Смутного времени. Был там один Чаплинский, что служил ротмистром у самого Юзефа Лисовского, кровавого кошмара земли Русской. Уж не он ли? И, если он, то, и вправду, каким образом так далеко от Москвы оказался? И что его с Сагайдачным связывает?

— Ну, что там атаманы решили? — возле меня оказались Аника, Янис и Георгий. Неподалёку пристроился и Грязной, явно прислушиваясь к нашему разговору.

— А сами чего не подошли?

— Не с руки нам к начальным людям без зову лезть, — скривил губы Аника. — А ты вроде там и стоял. Вот мы и подумали, что нам потом перескажешь.

— Казаки на Варну походом идут. Если охота есть и нас с собой возьмут за половинную долю. И ещё решили вперёд галеры турецкие пустить с казаками в турок переодетыми, чтобы врасплох турецкий гарнизон захватить. Я тоже поплыву.

— Нет. Я уже смерти в глаза досыта насмотрелся, — мотнул головой Янис. — Нельзя, чудом из неволи вырвавшись, сразу ради наживы жизнью рисковать, — пояснил он мне своё решение. — Удача может и отвернуться.

— И то, — под одобрительный кивок Георгия согласился с литвином Аника. — На вёсла сядем, раз деваться некуда. А под ятаганы опять лезть, — бывший приказчик махнул рукой, давая понять, что тут и говорить не о чем.

— Ну, как хотите, — пожал плечами я. — То дело добровольное.

— Чернец! — ко мне подошёл Тараско со своим другом Петром. — Знакомьтесь. Это Петро Мохина, мой побратим, а это Фёдор Чернец, товарищ мой по веслу.

— Да познакомились уже, — улыбнулся я, разглядывая побратимов. Да уж. В чувстве юмора сечевикам не откажешь. Назвать здоровенного Тараско Малым, и щуплого, росточком мне по плечо Перто — Мохиной. Вся Сечь, наверное, над этой парочкой потешается. Но если и потешается, то по-доброму. Прозвища своим товарищам запорожцы хоть и едкие дают, не в бровь, а в глаз, как в этом данном случае, но оскорбительного смысла в них не вкладывают. — Когда мне твой побратим болт арбалетный в глаз чуть не залепил.

— Не, — задорно замотал головой запорожец. — Я без нужды не стреляю.

— Ну, и хорошо, — не стал я заострять на этом инциденте внимания. — Ты лучше расскажи Петро, что на Руси с этого лета делается. А то давно с родного края никакой весточки не было.

— А что там сделается? — пожал плечами тот. Было заметно, что-то, что творится в далёкой Московии, молодому казаку не очень и интересно. — Как сел на Москве истинный царь Дмитрий, так и сидит. Эх, — сокрушённо помотал он головой. — Надо было тоже в поход вместе с товарищами податься. С царевичем много казаков из Сечи ушло. Сейчас на Москве золотыми червонцами гремят.

— И что, мирно царствует Дмитрий или как? — придвинулся к запорожцу Грязной, искоса посматривая в мою сторону.

— Да вроде мирно, — почесал голову Петро. — Правда, слух был, что вроде бояре хотели его убить, да не вышло у них ничего. Простой люд сразу на защиту поднялся!

Ага. Ну, это видимо о неудачном заговоре Василия Шуйского речь. Ничего. Это товарищ деятельный, во второй раз получше подготовится.

— А о Фёдоре Годунове, что слышно. — уже откровенно не сводил с меня глаз старик. — Не поймали?

— Да что его ловить? — встрял в наш разговор один из проходивших мимо запорожцев. — Вести дошли, что утонул змеёныш в Оке, когда без оглядки с Москвы бежал. Вот в реку сдуру и кинулся. А о том, что мешок с золотом за плечом тяжёлый, не подумал. Так и потонул из-за своей жадности, мешок тот из рук не выпустив.

—