Книга Крапивник - Екатерина Концова

карьеры мечты. Он ведь так тяжело перенёс эту травму…

Вполне здоровый и сдержанно улыбающийся мужчина на странице книги одновременно был очень похож и не имел ничего общего с мальчиком на больничной койке, которого я помню.

Он ведь даже не написал, что случилось, пока меня не оповестила больница.

В первые дни почти не двигался и не разговаривал, глядел в никуда. После выписки он срывался на всё и всех от постоянной, сводящей с ума боли. За два последних дня, уже после роковой ссоры, он сказал всего два слова. Последним вечером. Я ведь тогда думала, что он пойдёт на поправку…

Руки непроизвольно сжали книгу. Это, казалось бы, незначительное усилие превратилось в боль в верхней части тела. Я вжалась спиной в подушку, надеясь, что это поможет. И ведь вроде, в первые дни ещё есть силы терпеть, а лечение — дело не быстрое, что же будет потом?

Переведя дыхание, снова опустила взгляд на портрет.

— Ладно, хватит рефлексировать.

Я открыла главу со своим диагнозом. На первой же странице замаячили таблицы, формулы и чертежи плетений… Я уже столько лет не занималась теоретической магией, а тут ещё и чужое направление…

— Я в научной литературе полный ноль. Ну, да ты и сам это знаешь, — я снова открыла портрет бывшего жениха. — Будем читать вместе. В палате мы одни, поговорить не с кем: хоть на тебя поругаюсь, если ничего не пойму.

Эдмунд спокойно смотрел со страницы, готовый выслушать любой мой бред и придирки к тексту без споров и возражений.

— Знаешь, как слушатель, ты даже лучше себя настоящего.

Главы 42–44. Луна

…

42. Луна.

…

— Только не опирайся на ту ветку, — стоя под деревом, Эдмунд ожидал, когда я соберу перья из старого вороньего гнезда.

Набрав в сумку перьев и, на всякий случай, сломанных скорлупок, я опустила взгляд на крапиву, пробивающуюся прямо из ветвей сухого дерева. Она должна была страховать меня от падения, но иногда Эд позволял использовать её как метод быстрого спуска. А за сегодня я облазила уже, кажется, половину деревьев в лесу.

— Всё. Я устала, — я спряталась в капюшон и рукавицы.

— Будешь прыгать? — догадался учитель.

— Ага, — я соскользнула с ветки.

Сквозь одежду крапива не жалила. Мягко спускала вниз, словно в гамаке.

Растения уложили меня на снег.

— Вот потеплеет, не будет толстой куртки — лафа закончится, — предупредил Эдмунд, помогая встать.

— Это произойдёт ещё не скоро.

— Ну-ну… уже март, — словно пытаясь меня напугать, напомнил Эдмунд. — Ладно, пойдём домой, надо ещё успеть сделать болванку под артефакт.

Что-то в глубине сознания напомнило, что артефакторика — эта программа третьего или четвёртого курса, но задавать вопросы по программе Эда я давно перестала. Да и мистер Нерт придёт контролировать.

— Давай перекусим, прежде чем идти домой? — глядя, как учитель закидывает на спину рюкзак, предложила я. — У нас ведь ещё есть бутерброды.

— Мы идём домой. Есть суп, — строго ответил Эдмунд.

— Мы съедим суп, но бутерброды всегда вкуснее всего на прогулке.

— То есть ты сейчас съешь бутербродов, а дома ещё и суп будешь?

— Ну да. Немного, но съем.

Эд прищурился, просчитывая, стоит ли пойти у меня на поводу.

— Когда мы вернёмся домой, они будут уже не такие вкусные, — продолжила убеждать я.

Сдавшись, Эдмунд снял рюкзак и сел на сломанное бревно, доставая узелок с бутербродами.

Я села рядом и забрала последний с ветчиной. Учителю достался с сыром и вчерашней жаренной курицей.

— Кстати, по поводу весны, — начала я.

— Не болтай с набитым ртом.

— В какой момент ты стал настолько ответственным? — пробормотала я, впервые задумавшись о том, как поменялось поведение учителя с начала года до нынешнего момента.

— В тот самый, как осознал, что получу от твоей матери леща, если буду подавать плохой пример для её чада, — пояснил Эдмунд засовывая побольше бутерброда за щёку.

— Быть образцовым опекуном у тебя всё равно не получается, — я откусила ещё кусочек бутерброда. — Так вот про весну…

— Луна. Если ты умрёшь, подавившись бутербродом, тебя похоронят в этом захолустье. И единственным, кто сможет приходить на твою могилу регулярно, стану я, — усмехнулся Эд. — Угадай, что ты будешь слышать каждый раз.

— «А я тебе говорил»?

— Нет. Вот так: а я тебе говорил! — с жаром стукнув пальцем в бревно, воскликнул учитель.

Я проглотила еду:

— Так вот. Весна. Помнишь, осенью мы поспорили, что я до весны смогу просмотреть твои воспоминания? Весна наступила.

— Эм… Нет, я этого не помню. Но готов признать поражение, если цена не слишком высока. На что мы спорили?

— Ты готовишь завтрак следующие три дня, — доложила я, хоть в договоре речь шла про один завтрак.

— Приемлемо. Поздравляю с победой.

— Ага, спасибо.

Я сделала ещё пару укусов. Эд в это время забрал ещё один бутерброд. Тоже с курицей.

— Кстати, продолжая ту же тему. Весна наступила, новый календарный год вместе с ней, скоро будет теплеть, а значит праздник посева тоже не за горами. Мы будем украшать какое-нибудь растение? Если да, надо будет сходить за веткой сосны или ёлки.

— Ты очень рано об этом думаешь. Сеять начинают с конца апреля, а то и с начала мая.

— Да, но мы же пойдём за веткой?

— Зачем? В дом нужно принести любое зелёное растение. Суть именно в том, чтобы привлечь в дом зелень. Нарядим крапиву.

— Бе, — протянула я и, сморщившись, высунула кончик языка.

— Не понял. Чем тебе крапива не угодила?

— Она страшненькая. И жжётся. Давай ветку принесём.

— Класс… спасибо на добром слове. Ладно, достанем тебе палку, — учитель не стал спорить — моя просьба не требовало от него особых усилий — просто отломать ветку в лесу, а потом использовать на дрова.

— Кстати, как в Трое-Городе празднуют начало посева?

— Танцуют, поют, едят, наряжают лошадь, а потом я на ней еду через поле, создавая крапиву.

— Зачем?

— Она зарывается в почву и так перепахивание её. Быстро и зрелищно.

— Проще говоря, тебя используют как бесплатную рабочую силу, — подколола я и забрала последний бутерброд. В нём была распиленная вдоль котлета.

— Кстати, нет. Мне за это платят. И ещё весь праздник бесплатно вкусностями кормят. Я как раз не в накладе, — Эд обтёр рукавом губы. — И потом, это весело.

— Ехать через поле?

— Да. Тебе ещё земля в голову летит. И лошадь психует, когда осознаёт, что вокруг творится.

— У тебя какое-то странное представление о веселье.

— Может, — пожал плечами учитель, но по его взгляду я поняла, что просто чего-то в его словах не понимаю. —