Книга Червонный король - Натали де Рамон

— Так ты сказала ей или не сказала? — наблюдая за действиями Марты поверх очков, нетерпеливо переспросил поклонник Цезаря.

— Не сказала, Жюль. Я бы ее обидела. Сам-то подумай, что такое для женщины услышать, что у нее есть лишь единственный шанс вступить в брак? Софи ведь не уродина и не старая дева.

Это для Виктора — единственный выход, но не для нее.

— Да ладно. — Круглая физиономия Жюля приобрела плутовское выражение, и спущенные на нос очки еще больше усиливали эффект.

— Что ты имеешь в виду?

— Специфическую технику секса нашей парочки. Лично я бы не потерпел, если бы ты среди ночи меняла меня на компьютер.

— Между прочим, дорогой, я бы тоже.

— Иди сюда, и поэкспериментируем. — Жюль с готовность отложил Цезаря в сторонку и поманил жену обеими руками.

— В очках? — Марта стремительно присела рядышком и потрепала мужа по пухлой щеке.

— Иди скорее. — Жюль откинул одеяло и прижал Марту к себе. — Моя маленькая хрупкая птичка. Мой воробышек.

Марта сняла с его носа очки, аккуратно положила их на тумбочку и нежно проворковала между поцелуями:

— Мой кусистый...

Это было сложное интимное понятие, изобретенное самой Мартой. Оно означало, что Жюль — мягкий и пушистый, как ласковый кот, но в то же время и кусачий: перед завершающим аккордом супружеской симфонии Жюль от избытка чувств неизменно норовил прикусить костистое плечо жены.

— А тебе разве не интересно, чем все у них закончилось? — вкрадчиво спросила Марта.

— Потом... О... Потом, мой ангел... Все потом... — с придыханием шептал Жюль, ловко манипулируя с завязками халата жены и собственной пижамой. — Иди ко мне! Вот, вот... О... О... Мои маленькие ребрышки, мои маленькие грудочки, мои девичьи сосочки... — И уже целовал длинное, подростково-тщедушное тело жены.

— Мои самые сладкие щеки, мои самые плечистые плечи, мои самые толстые животы, влюбленно бормотала Марта, не менее жадно покрывая звучными поцелуями означенные части супруга. — Ох! О-о-о! Жюль!!! Жюль! Мой самый, са-аа-амый кусистый! О...

— Идешь к компьютеру? — спросила Марта, отдышавшись после того, как наступило «потом».

— Ну его... Моя маленькая... — Жюль ткнулся носом в подмышку жены и, обдавая жаром большого, радостного тела, поцеловал, куда пришлись его губы. — Дураки они, какой, к лешему, компьютер! Моя воробышка...

— Жюль, а у меня для тебя сюрприз. Достань из-под кровати.

— Достань сама. Пожалуйста... — Муж еще раз поцеловал ее подмышку. — Я не в состоянии...

Марта выкарабкалась из-под обмякшей туши мужа и присела на корточки возле кровати. Под супружеским ложем помимо склада отработанных старых газет и журналов у Марты был и своего рода тайник. Вернувшись от Маршанов и застав дома Жюля в компании с Виктором, она сразу же сунула туда трофейных Дега и Матисса.

— Вот, сувенирчик от Маршанов.

— Боже мой! Марта! — При виде картин Жюль мгновенно взбодрился. — Какая роскошь! Но прости, дорогая, у меня сейчас нет денег на такую покупку.

— Жюль! Это подарок!

— Мне? Ты получила какой-то внеплановый гонорар? Или Букеровскую премию?

— Жюль, это и есть гонорар за наше молчание.

— Ты... Ты хочешь сказать, что Маршан действительно приторговывает краденым?

— Нет, что ты! Маршан и слыхом не слыхал!

Успокойся, милый. Это всего лишь проделки его женушки. — И Марта подробно изложила все перипетии своего визита к Маршанам. — Так что, считай, капитал за Пикассо принадлежит тебе, мой любимый и единственный.

— С ума сойти! Марта! Что же ты раньше-то не сказала?

— Тебе скажи! Ты и так чуть не сожрал бедолагу Виктора!

— Марта, ну зачем мне сжирать его? — развеселился Жюль. — Сама-то подумай: кто бы тогда женился на дочке Ванве?

— Да ты сам готов был предложить ей и руку, и сердце, лишь бы вся история не выплыла наружу.

— А ты уверена, дорогая, — Жюль с наслаждением созерцал картины, — что она не выплывет?

— Уверена. Софи не такая дура, чтобы устраивать скандал вокруг Маршана. Виктор набил морду этому самому Анри, кажется, даже сломал ему руку. Все вещи на месте: булавка, кольцо, серьги, сервиз Марии-Антуанетты: кофейник, сахарница, — Марта для убедительности загибала пальцы, — молочник, все девять чашек с блюдцами...

— Девять? А почему девять, а не шесть или двенадцать? Королевская прихоть?

— Я тоже удивилась, когда подобрала их все с пола. Ох, Жюль, ну и побоище там, видать, было! У Виктора рассечен лоб и чуть не свернута челюсть, журнальный столик разломан, стулья без ножек, серебро на полу вперемежку с загубленными розами...

— Битва Золотых Шпор <Легендарная битва (1458 г.) на территории современной Бельгии. После победы горожане собрали с поля боя множество шпор поверженных рыцарей.>?

— Вот именно, Жюль, очень похоже. Мы поехали в «травму» зашивать лоб Пленьи... Имей в виду, Жюль, он завтра вряд ли выйдет на работу.

— Нечего отлынивать! Шрамы украшают мужчину. Ты давай про сервиз. Мне же интересно.

— Поехали мы в «травму», и, пока Виктора зашивали и светили рентгеном, мало ли, вдруг у него сотрясение мозга...

— Было бы сотрясать чего!

— ..Софи мне и поведала, — на ухмылку мужа Марта не обратила внимания, — что невезучая королева заказала ее пращуру, а он у нее ни много ни мало был главой Парижской гильдии серебряных дел мастеров, этот самый сервиз на двенадцать персон первого июля тысяча семьсот восемьдесят девятого года, как раз накануне всех исторических событий:

— Девять-то почему?

— Не перебивай, а то не буду рассказывать.

Ну и вот, случаются события, а пращур клепает чашки. Его жена говорит, не занимайся, мол, ерундой, мой милый, кто их теперь выкупит у тебя? А он ей, мол, дело чести — завершить заказ. Между прочим, Жюль, Софи точно такая же — неизвестно что с Маршаном, а она: «Дело чести — завершить проект».

— Марта, чашки.

— Короче говоря, когда стало известно, что короля с королевой арестовали, и уже совсем беззастенчиво начали громить дома тех, кто побогаче, жена пращура отобрала у своего честного супруга сервиз, не слушая его высказываний про то, что, он, дескать, никому его не отдаст, потому как не они его заказывали. Забрала она, значит, сервиз и еще много там чего высокоремесленного из серебра, и зарыла все в подвале. А сверху они уже вдвоем с недовольным супругом навалили всякой рухляди, ну, как у нас раньше было в кладовке в старом доме...

— А потом-то что? Отрыли?

— Ничего. — Марта пожала плечами, — Отрыли, конечно, но уже после Реставрации, только с гильдией что-то там не заладилось, поэтому все остальные Ванве сделались юристами и с девятнадцатого века все это серебро стоит у них дома в стеклянной горке.