Книга Не-птица - Андрей Дёмин

симптомов генетического заболевания. Синдрома Морфана. Еще один симптом, гораздо более неприятный — врожденная патология сердечно-сосудистой системы. Мама умерла от инфаркта, когда мне было двенадцать. И тогда я поклялся сделать всё возможное, чтобы ни один ребенок в мире больше не пережил такую боль и ужас. И сейчас клятва велит ехать в Германию, где я смогу понять синдром Морфана лучше и глубже.

Он проговорил весь свой короткий монолог очень быстро, поэтому в конце задохнулся и некоторое время молчал, восстанавливая дыхание. Иволга тоже не сразу решилась что-то сказать.

— Я тебе соболезную дважды. Во-первых, по поводу матери. А во-вторых — тому, как ловко ты похоронил собственную свободу под грузом прошлого.

— Тебе не понять, что это такое — каждый раз просыпаться с чувством вины за то, что вот он ты: умнее и здоровее всех, такой замечательный и обеспеченный, в то время как мать, давшая тебе жизнь, уже десять лет в земле. Эти отвратительные мысли, мерзкие шепотки в голове: «Тебе просто больше повезло». Не хочу больше видеть кошмары, в которых она обвиняет меня!

— Мама мертва, Русь. И ей уже нет дела до твоих психологических травм.

— У тебя нет права так говорить!

— Моя погибла в автокатастрофе. И ничего, не набрасываюсь на автолюбителей!

— Потому, что тебе плевать. Ты ищешь свободу, но поиски — лишь предлог для бегства, для ухода от ответственности и проблем!

— Я хотя бы вижу разницу между ответственностью и одержимостью!

Они перешли на крик, потом Рус вскочил и вылетел в прихожую. Я поднялся с дивана, Ива осталась на кухне — краем глаза заметил её силуэт со скрещенными на груди руками.

— Рус, погоди!

— Потом, — он схватил с вешалки куртку, шапку и шарф. — Не могу сейчас. Потом!

И хлопнул перед носом дверью.

Несколько секунд мы стояли, оглушенные неожиданным скандалом. Первой в себя пришла Иволга.

— Ну вот, поругались. Хоть совсем о свободе не разговаривай, обязательно с кем-нибудь расстанешься.

— Ты была очень жестока.

— Как и все, кто говорит правду, — дернула плечами красноволосая. — Ладно, раз нас тут больше никто не ждёт, предлагаю оттянуться. Поехали в клуб?

Я посмотрел ей в глаза.

— Ты же только что обидела Руса. Неужели совсем не жаль?

— Я лишь открыла ему глаза. Лгать себе и другим, чтобы никого не обидеть — вроде, твоя тактика?

— Что?!

— Пошла тусить. Ты — как хочешь!

На этом разговор оборвался. Иволга отправилась переодеваться, а я, прибитый резкими словами, оперся спиной на стенку. Конечно, ехать с ней никуда не хотелось, но оставаться одному, наедине с черными мыслями, было страшнее. Так что, когда красноволосая вышла в прихожую за курткой, я поплелся следом, чувствуя, как истончилась нить моего терпения.

Глава 13. Неверная

Никогда не был до этого в ночных клубах. Концерт «Би-2» в счет не идет — все-таки, это был концерт, а не просто тусовка. Так что, оказавшись посреди моря танцующих, пьющих и кричащих друг на друга людей (музыка гремела так, что крик превратился в необходимость), я растерялся. Настроение, и без того не радужное, окончательно обрушилось куда-то на пол, чтобы беснующаяся вокруг толпа его торжественно растоптала.

Протолкавшись к стойке, заказал первый попавшийся коктейль и, взгромоздившись на табурет, мрачно наблюдал за происходящим. Иволга, разумеется, попыталась вытащить меня на танцпол, но ей быстро надоело, и теперь красноволосая скакала там одна. Меня это вполне устраивало.

Танцевала Ива со вкусом, но как-то неправильно, не так, как раньше. Движения её, нарочито рваные, нервные, могли бы показаться красивыми, но я, не раз видевший, на что подруга способна, сейчас Иволгу не узнавал. Она словно специально делала как можно больше движений, выпадов, прыжков, чтобы побыстрее устать, чтобы выполнить какую-то программу.

Впрочем, я никогда не понимал, что творится в этой пустой голове. Принесли коктейль, и пришло время для моей «программы». Цель была проста: напиться, как никогда прежде, смешивать коктейли и забыть, хотя бы на одну ночь, что рядом существует одна мелкая невыносимая пакость. Я сделал глоток и стал думать.

Что мы в ней нашли? Ну, вот, посмотрите, господа присяжные, скачет эта неизвестно кто, несуразная, недоросшая, ярко размалеванная, какая-то вся нескладная и несформировавшаяся. А глаз не оторвать, голова кружится… Ну, положим, голова от коктейля и усталости, но ведь смотреть — одно удовольствие. Почему? Почему, когда Ива говорит, хочется слушать, когда танцует — хочется смотреть и запоминать, когда улыбается и смеется — любить?

А мы и рады любить. Ходим за ней по пятам, вывалив языки. У Руса хватило ума ехать подальше, Мила осознала и испугалась. А я? Что я делаю здесь, в клубе, ведь хочу домой, хочу в свой привычный, нормальный мир!

Выпил ещё, прислушался к ощущениям. Вообще-то, домой не хочется. Мне теперь нормально и на улице, и в клубе, и черт ещё знает, где. И ведь это тоже её работа, Иволга что-то во мне изменила. К лучшему, наверное.

Сделала свободнее.

— Налейте какой-нибудь другой.

Бармен загремел шейкером, а я прикрыл глаза, позволяя цветным вспышкам софитов заполнить голову. Свобода. Казалось бы, фундаментальное, простейшее понятие. А попробуешь сформировать для себя определение — с ума сойти можно. Раньше я считал, что свобода — это право оставаться в своем коконе, в квартире. Чтобы никто не трогал. Но Иволга пришла, распахнула окна, впустила в дом шальные сквозняки, выветрила пыль стереотипов и затхлые взгляды на мир. Вот только закрыть форточки после забыла, а ведь так и простудиться недолго.

Свобода — это сложно. И ведь мы уже полгода этой идеей живем, а всё ещё не знаем, есть ли вообще мифическая «свобода». Для Милы, например, её абсолютно точно не существует, но распространяется ли это на меня или Иволгу? Не знаю. Ива её бросила. Убежала.

Бармен, наконец, поставил передо мной следующий бокал. Этот коктейль оказался крепче предыдущего. Иволга уже скрылась из вида, совершенно ассимилировавшись с пестро-одинаковой человеческой массой. Я сделал еще один хороший глоток, чувствуя, как обжигающая ледяная жидкость прокатывается по горлу.