Книга 17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера - Альберт Беренцев

выживание, которую ведет сейчас германский народ, решения нужно принимать быстро… Прости, если сможешь…»

Дядя Клаус, пока Ганс читал, приободрил себя самогоном, а потом заявил:

— Бросила тебя твоя Марта, племянник. Выскочила замуж за офицеришку ᛋᛋ! Но хотя бы честно тебе об этом написала. Клянусь, это делает ей чести! Не каждая девушка найдет в себе силы вот так просто написать жениху на фронт, что вышла за другого.

Ганс теперь не плакал, после того, как он минуту назад рассказал про инцидент в Пушкине, плакать из-за женщины уже казалось ему глупым и неуместным. Да он ничего особо и не ощутил. Разве что в очередной раз осознал всю глубину человеческой подлости.

Ганс скомкал письмо, сунул в карман, потом подобрал с пола свой железный крест, зло посмотрел на дядю:

— Вам весело, господин майор?

— Да, черт возьми! — доложил майор, — Естественно, мне весело. Будь у тебя яйца, Ганс, твоя поблядушка бы тебя никогда не бросила, уверяю тебя. Но яиц у тебя, как мы уже выяснили, нету. Будь они у тебя между ног — ты бы не гуманничал с русскими свиньями, и не создавал бы мне проблем.

Ганс на это отмолчался, он просто больше не знал, что сказать.

— Ты главное стреляться не вздумай, — посоветовал тем временем дядя.

Он снова подвинул Гансу стакан самогона.

— На, выпей…

— Не хочу. Не буду.

Майор закусил, на этот раз картофелиной, а потом закудахтал, явно продолжая радоваться горю Ганса:

— А вообще все это всё очень забавно. Ты помнишь ту русскую листовку, племянник? На нас её сбросили пару недель назад. Помнишь?

Ганс, естественно, помнил листовку. Листовки сбросили в лес рядом с Вырицей, целый ворох. Зачем и почему — неизвестно. Вырицу русские даже не бомбили, тут не было ничего, что нуждается в бомбежке. Но большевистский летчик зачем-то решил опростаться своими погаными листовками именно над селом — как будто это была насмешка самой судьбы над Гансом.

Листовка гласила, что пока немецкие солдаты сражаются — их жен в тылу сношают эсесовцы. Якобы это был приказ Гиммлера, для повышения германской деторождаемости на время войны. Листовка даже была снабжена иллюстрацией…

— «Пока ты на фронте — о твоей жене позаботится ᛋᛋ»! — дядя Клаус аж захрюкал от удовольствия, цитируя листовку наизусть — «Рейхсфюрер Гиммлер не оставит твою женушку в одиночестве — таков приказ рейхсфюрера, он печется о каждой арийской женушке!»

— Бредни, — пожал плечами Ганс, — Просто русская пропаганда.

Он не верил русской листовке, но Гиммлера сейчас ненавидел всем сердцем. Как и Марту, как и её нового жениха, которого Ганс не знал, как и дядю-майора, как и себя самого, как и всё на свете.

— Кстати, о Гиммлере… — дядя икнул, — В нашем Рейхе-то, похоже, проблемы. Я вчера вечером говорил с Фришем, ну с летчиком, ты его знаешь… Он мне рассказал вещи потрясающие. В Берлине мятеж, Ганс. Военные выступили против фюрера и заставили его назначить генерала Бека главнокомандующим. А Кейтель то ли арестован, то ли расстрелян. Говорят, военные даже Гиммлера схватили, вот только его спас от расстрела фюрер.

Ганс устало уставился на дядю Клауса:

— Вы совсем пьяны, майор. Что вы несете? Кто такой Бек?

— Бывший начальник Генштаба, он уже старенький, — отмахнулся дядя Клаус, — Но, как видишь, порох в пороховницах у старичка еще остался. И да — я пьян. Стал бы я иначе болтать о таком?

— Вдвойне глупо болтать о таком со мной, — ответил Ганс, — Я же под наблюдением гестапо, забыли?

— Чепуха, — дядя Клаус закурил папиросу, но тут же её нервно затушил, — Только с тобой о таком и можно болтать. У тебя у самого проблемы, так что донос ты на меня не напишешь. А если напишешь — я тебя просто уничтожу, племянник. Не с ублюдком Рунге же о таком говорить? Вот этот точно сразу же побежит на меня докладывать. А про назначение Бека — информация верная, даже не сомневайся. Нам объявят все очень скоро, а летчикам уже объявили. Мне Фриш сказал, а Фриш не из тех, кто врет. С Герингом, например, уже точно покончено. Зачитан приказ о его отставке, официально. Люфтваффе теперь возглавляет какой-то фон Хофакер. Понятия не имею, кто это такой. А нам о новом начальстве точно сообщат, если не сегодня, то на этой неделе.

— Так а с чего вы взяли, что это мятеж? Может фюрер просто счел необходимым…

— С того! По Берлину танки ездили, вот что. Говорят, расстреляли прямо рейхсканцлярию.

Ганс слабо в это верил. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Ну и что же теперь будет?

— Хах! — дядя Клаус хмыкнул с видом знатока, — Даже не надейся, мой дорогой Ганс. О, я знаю, о чем ты думаешь! Надеешься, что война закончится, да? Вот только…

Дядя Клаус, пошатываясь, поднялся на ноги, прошел к собственному мундиру, снял его с гвоздя и кое-как натянул прямо на голое тело. Пьяный вдрызг майор без штанов и исподнего, в одном мундире, смотрелся дико. Как и в общем-то и все, что уже видел Ганс на этой войне.

Дядя даже застегнул несколько пуговиц на мундире, а потом заявил:

— … Война не закончится, Ганс! О, нет! Наоборот: теперь мы будем сношать наших врагов в три раза интенсивнее! Теперь, когда фюрер наконец избавился от пидараса Кейтеля, от жирной твари Геринга — фюрер возьмет наконец всю полноту власти в свои руки. Более ничего не сдерживает нашего фюрера! И он приведет нас… К победе! Хайль, Гитлер!

Майор вскинул вверх правую руку в нацистском салюте.

Боже мой.

Не дядя Клаус ли минуту назад сказал, что в Берлине мятеж, что это не фюрер взял всю полноту власти, а это фюрера заставили назначить Бека вместо Кейтеля? Но майору было уже на это плевать, он про это просто забыл. А завтра — не вспомнит тем более. Просто выкинет этот момент из памяти, как неудобный.

Ганс теперь уже перестал удивляться человеческой подлости. Но вот глупость и трусость человеческие продолжали его искренне изумлять. Ганс задавался вопросом, есть ли этой глупости вообще предел.

Конверт немецкой «похоронки» времен ВМВ

СССР, Москва, Кремль, 2 мая 1943 13:49

Сталин, как и всегда, проснулся поздно — около полудня.

А без Сталина ничего предпринять