Книга История - нескончаемый спор - Арон Яковлевич Гуревич

не осознавал вымысел как таковой. Верно ли это? Подобному предположению противоречат, мне кажется, некоторые обстоятельства. «Круг Земной» стоит не в начале древнеисландской историографии, но завершает серию обзоров истории норвежских конунгов, причем его автор был знаком если не со всеми другими сочинениями, составленными до него, то с большинством их. Использованы Снорри, в частности, древнейшие саги об Олаве Святом, которые возникли под прямым влиянием агиографии. В этих первоначальных сагах жизнеописание Олава во многом моделируется по образцу жития святого, их авторы охотно рассказывают о всякого рода чудесах, происшедших как при жизни, так и после смерти конунга. Снорри в свою очередь воспроизводит кое-какие из этих рассказов. В отличие от своих предшественников, которые некритично привлекали все, что могло бы способствовать прославлению Олава Харальдссона в качестве святого, Снорри повествует о карьере викинга и политика, через страдания земной жизни постепенно пришедшего к святости, поначалу никак не обнаруживавшейся. Обращает на себя внимание то, что Снорри в ряде случаев перетолковывает на «рационалистический» лад сообщения о чудесах, якобы совершенных святым конунгом.

В «Легендарной саге об Олаве Святом» сказано, что перешеек, который отделяет озеро Меларен (в Швеции) от моря, раскололся надвое благодаря молитвам конунга, и ему удалось вывести свой флот из устроенной шведами ловушки, — Снорри же перерабатывает это сообщение таким образом: Олав приказал своим людям прорыть канал и по нему вывел корабли («Сага об Олаве Святом», гл. 7). Другой пример. Согласно «Легендарной саге», возвращавшийся из изгнания Олав имел видение: он сразу увидел всю Норвегию. Конунг поведал об этом сопровождавшему его епископу, и тот, сойдя с коня, обхватил ноги конунга и вскричал: «Мы следуем за святым человеком!» В «Саге об Олаве Святом» (гл. 202) у Снорри епископ ограничивается словами: «это святое и замечательное видение», но ничего не говорит о святости конунга. И даже в упомянутом выше эпизоде с солнечным затмением, происшедшим якобы во время битвы при Стикластадире, Снорри пишет, что затмение началось еще до гибели Олава Святого. Таким образом, он не настаивает, как это делает его источник («Легендарная сага») на том, что мгла пала на землю «так же, как было при уходе из мира самого Творца»[114], т. е. в момент смерти конунга. Всецело в манере житийной литературы автор «Легендарной саги об Олаве Святом» утверждает, что, получив рану в битве при Стикластадире, конунг отбросил меч и стал молиться за своих врагов, — Снорри же склонен перетолковывать этот эпизод в большем соответствии с тем, что кажется ему правдоподобным: уронив меч, Олав обращается к богу с молитвой о помощи («Сага об Олаве Святом», гл. 228). Число примеров критической переработки Снорри полученного им из других источников материала легко увеличить, но все они свидетельствуют об одном и том же: автор «Круга Земного» не столь легковерен, как его предшественники, и, главное, не в такой мере тенденциозен. Он готов там, где необходимо, поведать о святости Олава Харальдссона, но — не поступаясь правдой характера своего героя, как он его понимает. Олав для Снорри в первую очередь — человек.

Не значит ли все это, что Снорри умел отличать правду от вымысла? Никто, как Снорри, так охотно не шел на то, чтобы вложить в уста своих героев речи, которые они якобы произносили в определенных решающих обстоятельствах. Ясно, что речи эти сочинены самим Снорри. Вымысел это или истина с его точки зрения? Снорри знал, что нет источников, из которых он мог бы узнать о речах своих персонажей. Но представляя себе характер героя и обстоятельства, в которых тот действовал, автор «Круга Земного» без колебаний создает и приписывает ему такие речи, какие подобный человек в подобных обстоятельствах мог бы и должен был произнести. Такого рода вымысел не казался уклонением от истины ни Снорри, ни другим историкам древности и Средневековья. Как видим, Снорри, воздерживаясь от воспроизведения в своем труде того, что находит в своих источниках неправдоподобным, одновременно не останавливается перед тем, чтобы сочинить новые детали или речи, поскольку они отвечают его представлениям об истине и способствуют построению увлекательного и напряженного повествования. Всякому, кто знаком с сагами об исландцах, хорошо известно, сколь живыми и динамичными диалогами и речами они насыщены, — не парадоксально ли, что как раз эта, самая недостоверная с фактической точки зрения сторона саги придает ей наибольшую внутреннюю убедительность?

В «Саге о Харальде, сыне Сигурда» (гл. 91) содержится рассказ о встрече норвежского и английского королей, непосредственно предшествовавшей битве при Стэмфордбрид-же, в которой пал Харальд Суровый Правитель. Рядом с Харальдом стоит ярл Тостиг, брат английского короля Гарольда, перешедший на сторону норвежца. К ним подъезжают 12 одетых в латы всадников, и один из них спрашивает, здесь ли Тостиг. Тот отвечает утвердительно. Английский всадник сообщает ему, что король Гарольд предлагает ему мир вместе с третьей частью Англии, которую он готов отдать в его управление. Ярл спрашивает, каково предложение английского короля его союзнику — Харальду Сигурдарсону. Всадник в ответ: «семь футов английской земли или немного поболее, раз он длиннее других людей». Тогда ярл Тостиг отвергает предложение брата и велит передать ему, что норвежцам не придется упрекать его в измене. Всадники удаляются. Норвежский король спрашивает ярла, кто этот человек, что говорил так красноречиво, и узнав, что то был конунг Гарольд, выражает сожаление: слишком поздно узнал он об этом, — всадники так близко находились от его войска, что «Гарольду не довелось бы жить с тем, чтобы поведать о смерти наших людей». Соглашаясь с ним, ярл Тостиг замечает: «Я предпочитаю, чтобы он меня убил, нежели я его». В следующей главе повествуется о гибели Харальда Сигурдарсона, ярла Тостига и большей части норвежского войска.

Достоверно ли это повествование? Верит ли в его достоверность Снорри? Праздные вопросы! Сцена между братьями Гарольдом и Тостигом обладает огромной внутренней истинностью, — она убедительна психологически. Из вопроса Гарольда Тостиг уясняет, что тот не желает быть узнанным, и не выдает его. Но он не может предать и своего союзника Харальда Норвежского. В этот момент героями повествования движут не политические или военные выгоды и не чувство самосохранения. Тостиг, который ранее изменил своему брату — королю Англии из корыстных побуждений, тем не менее заботится сейчас только о чести, о соблюдении кодекса героического поведения.

Правдивое повествование для автора саги — и, надо полагать, для его аудитории — заключалось не в простом пересказе тех или иных сведений, сохраненных традицией, устной либо письменной; правду выражал рассказ, в котором выявлялся характер героя, и все, что могло способствовать демонстрации определенных его качеств, тем самым воспринималось как