Книга Терракотовая фреска - Альбина Юрьевна Скородумова

Чем матрешка-старушка привлекла внимание Порецкого непонятно, но только взяв ее в руки, он почувствовал, насколько она тяжела. Он принялся раскручивать ее и, одна из одной, вынимать таких же старых, замусоленных матрешек со стертой краской. Последняя была очень тяжелой и совершенно не хотела открываться. Миша долго ее тряс, пока не догадался, что в ее чреве находится не такая же деревянная кукла, а совсем другой предмет, более тяжелый.

Он подошел к увлекшемуся изучением бумаг хозяину, протянул матрешку и спросил:

– Как ее можно открыть?

– Никак. Я столько раз пытался, но так и не смог. А бабуля всегда ее у меня отнимала, ругала и говорила, что это чужая вещь. А чужое трогать нельзя. Поэтому я так и не добрался до ее содержимого.

– Постой, постой… Если вещь чужая и трогать ее нельзя, значит, она кому-то принадлежит, и ее кто-то когда-то должен будет забрать?

– Ну да, – Павел недоуменно посмотрел на нахмуренного юриста, – но ее никто не спрашивал. Никогда. Сколько себя помню, совсем еще ребенком был, эта матрешка всегда у нас стояла. Бабушка ее старалась убрать куда-нибудь повыше, чтобы я ее не трогал, поэтому и говорила что матрешка – чужая вещь. Чужое брать нельзя, я это с раннего детства усвоил. Потом все как-то про нее забыли… Ты думаешь, внутри что-то интересное может быть?

Михаил кивнул и прикинул, чем бы подцепить верхнюю часть матрешки, чтобы можно было открутить нижнюю. Но, похоже, части матрешки были склеены.

– А давай распилим аккуратненько, – предложил хозяин, – у меня тут где-то ножовочка была маленькая. Знаешь, те сволочи, что у меня тут похозяйничали, искали именно бумаги. Посмотри. Ничего вокруг не тронуто, только бумаги раскиданы и чемодан разодран.

– Вот только нашли или нет то, что им было так нужно?

– А у тебя хоть одно предположение есть – что же именно искали?

– Предположений нет, есть только предчувствие. Мне кажется, что им нужны были недостающие звенья в цепи. Все основное у Штольца было, это факт, иначе он бы не стал эту экспедицию организовывать, тем более, что дело это непростое. Последнее, что их сдерживало, была фреска, которая хранилась у Кацебовского. Я абсолютно уверен, что убитый Штольцем антиквар – прямой наследник того самого доктора Кацебо. Когда он сбежал от твоего деда, несомненно, кое-что прихватил. Но, как оказалось, не все. Поэтому те, кто здесь похозяйничал, знали, что и где искать. Вот это меня и беспокоит более всего. Откуда они могли с такой уверенность знать, что бумаги деда хранятся на даче? Думай, Паша, анализируй.

Павел стал вспоминать все, что рассказывала ему бабуля. Добрая, милая, такая же рыжая, как он. Внук был очень сильно похож именно на нее. От внешности мамы, которая была точной копией своего отца Павла Петровича Ремизова, ему ничего не перепало.

Бабуля души не чаяла в своем внуке, обожала, баловала, воспитывала. На ночь она рассказывала ему не о царевне-лягушке или бременских музыкантах, а о приключениях Улисса или о подвигах Геракла, да так интересно, что он никак не хотел засыпать, не дойдя до двенадцатого подвига. О своем муже Ольга Петровна редко рассказывала внуку, как и о времени, проведенном в лагере Шробенгауз недалеко от города Мюнхена. Слишком тяжелы для нее были эти воспоминания. А вот о поисках терракотовой фрески Павел кое-что слышал. Случайно. Рассказ не предназначался для его ушей.

Глава седьмая

Ольга Петровна сидела, как обычно по вечерам, за своей новенькой «Ятранью», печатая доклад к заседанию кафедры. Было уже поздно, десятый час вечера, а Маруся с работы еще не пришла. Она очень переживала за дочь в последнее время. Мало того, что на работе в ателье, начались непонятные вещи – председатель профкома закройщица Клава, начитавшись разных умных статей, вдруг стала привязываться к Марусе с идеей приватизации ателье, отчего весь коллектив гудел, как улей. Так еще и на личном фронте у нее были серьезные проблемы. Ее кавалер – художник Славик, который жил вместе с ними уже второй год, надумал делить квартиру, принадлежащую Ольге Петровне. Своей «творец», по совместительству художник-декоратор в драмтеатре, не имел.

Естественно, особой радости по поводу притязаний Славика, Ольга Петровна не испытывала, но и особенно не унывала, всякий раз игнорируя высказывания оного о том, что художнику нужно пространство, а в их огромной квартире, где много места, но мало комнат – всего-то три, он не может работать. Она лишь предлагала ему самостоятельно приобрести жилье или хотя бы получить мастерскую от Союза художников, членом которого он и являлся уже энное количество лет. На этот аргумент ему нечего было возразить.

Но в последнее время Славик тактику нажима на Марусю изменил – он стал дарить ей цветы, подарки, например, крем «Пани Валевска» в чудной синенькой баночке, и откровенно звать замуж. Маруся растерялась – ей никто никогда не предлагал руку и сердце после того, как у нее родился Павлик. Мальчик появился на свет, когда Маруся с Александром жили в гражданском браке и не помышляли о том, чтобы расписаться. После рождения Павлика, Саша стал реже появляться дома, а потом и вовсе исчез, оставив ребенку только свою фамилию и отчество. В свидетельстве о рождении, в графе «отец» у Павлика значится жирный прочерк в виде буквы Z, перечеркнутой посередине. Но Ольга Петровна все же больше любила скромного задумчивого Александра, чем напыщенного, самовлюбленного Славика.

Маруся после внезапного исчезновения Александра растерялась. Если такой порядочный, внимательный мужчина, каким был Александр, вдруг исчез – значит, с ней что-то не так. Эта мысль преследовала ее