Книга Стеклянный дом - Ева Чейз

Это большой секрет.

Робби кивает. Только слегка заострившийся взгляд его мягких карих глаз заставляет ее сомневаться, что он ей поверил.

– Никому об этом не говори, иначе будет страшный скандал. Здесь столько всего на кону. – Хотя бы тут она не соврала. Бог знает, что сделает Уолтер.

Вчера он позвонил и устроил ей допрос: «Хорошо ли ест Джинни, успела ли набрать вес? Сколько?» «По утрам глаза не красные?» И самый ужасный вопрос: «Жена обо мне вспоминает?» Рита отрапортовала, что да, Джинни часто о нем вспоминает (наглая ложь) и заметно воспрянула духом (правда). Когда Уолтер спросил, не беспокоят ли их гости – по тону голоса было ясно, что имеется в виду Дон Армстронг, – она ответила «нет» и почувствовала, как он выдохнул с облегчением. «Я ведь говорил вам, Рита, что Фокскот поможет ей прийти в себя? – сказал Уолтер с заметным воодушевлением. – Ей нужно было отдохнуть… – потом пауза, в которую снова проскользнул Дон, – …от привычного распорядка. С нетерпением жду встречи со всеми вами».

Еще звонила его сестра Эди. Этот разговор прошел хуже. Рита не успела вовремя прикрыть трубку краем кардигана – из комнаты донесся плач малышки. «У вас там животные в доме, что ли? – спросила Эди со смешком, за которым последовала пауза. – Черт, Рита, вы что, вляпались в неприятности?» На фоне послышались истеричные гудки автомобилей. От этих звуков Риту охватило волнение, смешанное с тоской и страхом, что она уже никогда не вернется в город. Как будто между тем миром и Фокскотом разверзлась непреодолимая пропасть. «Рита? Вы меня слышите? Вам нужна моя помощь, милая?» Пришлось соврать еще и Эди. Это было ужасно неприятно. Ей всегда нравилась Эди и ее житейская, бодрая доброжелательность. После того как та повесила трубку, Рита еще долго стояла, слушая гудки и чувствуя себя ужасно одиноко.

– Я никому ничего не скажу, Рита.

Она верит ему. Невозможно представить, чтобы Робби пошел разносить сплетни. Тишина сгущается.

– Я бы не стал осуждать, если… – Он умолкает. – То есть если я могу чем-нибудь помочь, Рита…

– Это не мой ребенок! – Она прикрывает рот рукой. – Так вот что ты подумал? Точно! По лицу вижу!

– Я не знал, что думать. Извини.

Жестокая ирония вызывает у нее нервный смех. Подумать только – он решил, что Леснушка ее дочь! Но она тронута его добротой. Еще этот сверток. Все это сбивает ее с толку. Рита разозлилась на него за то, что он накинулся на нее после танцев, подумала, что он грубиян, раз посмел вот так хватать ее за бедра руками, похожими на столярные зажимы. Но он не грубиян. И вообще, люди вечно оказываются не такими, какими она их представляет. Наверное, единственное исключение из этого правила – это сама Рита. Или, может, она тоже однажды сумеет удивить саму себя.

– Спасибо за подарок, – говорит она, охваченная странной благодарностью. – Он очень красивый.

Робби скромно отводит взгляд, но не может сдержать расползающуюся улыбку.

– Большая Рита, ты нужна Леснушке! – доносится из дома. Потом дверь распахивается, и на пороге возникает Гера с хнычущей малышкой на руках. – Ой!

– Гера, все в порядке. Робби в курсе, что мы заботимся о ребенке подруги Джинни, – медленно, отчетливо произносит Рита.

Гера кивает, сообразив, что к чему.

– Смотри. Он сделал мобиль. Отнеси его наверх, покажи маме, хорошо? – Она тянется за малышкой. – Я ее подержу. – Леснушка тут же хватает ее за волосы. – Ай! – Рита улыбается, отцепляя от себя крошечные пальчики.

– Привет, малышка. – Робби улыбается, склонив голову набок. Он обхватывает не слишком чистой ладонью пушистую детскую голову. Собака трется у его ног, желая отвоевать внимание хозяина.

Рита вспоминает, как Фред всегда говорил, что обожает детей. «Жду не дождусь, когда у нас будут свои ребятишки, Рита», – твердил он, поглаживая ее по животу, как свой любимый «Форд Кортина» по капоту. Но проводить время он предпочитал в «Якоре», а не со своими маленькими племянниками – «спиногрызами», как он их называл. «Дядя Фред вернется, когда ты, мальчик, подрастешь и сможешь помогать мне разделывать барашков».

– Она просто красавица, Рита.

Рита начинает раздуваться от гордости, как будто Леснушка и впрямь ее ребенок, но вовремя останавливается. Она обещала себе, что не станет сентиментальничать и привязываться к этой девочке, раз уж ей суждено скоро уехать. Нужно вести себя профессионально. Но не получается. Неудивительно, что Джинни так к ней прикипела.

– Как ее зовут?

– Мы зовем ее Леснушкой. – Рита мягко намекнула Джинни, что лучше не давать ребенку нормальное имя – это пробуждает собственнические чувства. Она откашливается. – Для конспирации, сам понимаешь.

Робби молчит, обдумывая эту странность, и гладит малышку по голове с нежностью, которая заставляет Риту озадаченно отвести взгляд.

– Она проголодалась, – говорит он.

– Вечно голодная.

Робби смеется, и неосознанно возникшее напряжение рассеивается. Рита позволяет себе бросить взгляд на его манящие губы. Как так вышло, что вместо поцелуя у них получилось такое неловкое столкновение? Такая катастрофа?

– Рита, прости меня. За тот вечер. – Он извиняется торопливо, как человек, который пытается пробраться через толпу, пригнув голову. – Я не… Я не такой.

Она сосредоточивает внимание на созвездии молочных пятнышек на лбу малышки.

– Не знаю, что на меня нашло. Ну, то есть знаю… В смысле… Ох, заткните меня кто-нибудь.

Рита прячет улыбку. Ей ужасно хочется сказать: «Нет уж, продолжай, расскажи мне в подробностях про свои ощущения – и в груди, и в штанах. Почему ты с такой силой прижал меня к себе?» Ей хочется, чтобы он доказал, что желал именно ее, а не просто мягкое женское тело, которое удачно подвернулось ему теплым летним вечером после пары стаканов пива.

– Я, пожалуй, пойду, – говорит Робби.

Она поднимает голову. Их взгляды встречаются, и что-то потрескивает в пространстве между ними, как радиопередача на незнакомом языке.

– Ладно, пока.

Она смотрит, как он садится в пикап, и ей хочется позвать его, попросить о помощи. Малышка, потревоженная чечеткой, которую отбивает сердце Риты, начинает плакать.

27

Гера

ТОТ САМЫЙ ПЕНЕК обладает странным притяжением. Я постоянно возвращаюсь к этому приземистому деревянному столбику с выпуклыми корнями и заново переживаю момент, когда я нашла Леснушку, очаровательную, как пудинг на тарелочке. Здесь приятно посидеть в одиночестве – никто мне не мешает, от дома меня не видно, а отсюда удобно наблюдать за пестрой тенистой чащей. Если сидеть неподвижно, как я сейчас, то можно увидеть оленей: доверчивых детенышей с тревожными мамами. Движение! Мелькает что-то рыжеватое. Олень? Я прикладываю ладонь ко лбу