Книга Охота за оружием. Неизвестные страницы Холодной войны 1945–1991 - Александр Борисович Широкорад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летом 1945 г. в «контору» Л. А. Коршунова было доставлено множество германских серийных и опытных торпед, а также их производственная документация. Из политических соображений правительству пришлось убрать из нашей оккупационной зоны германо-советские конторы, занимавшиеся доводкой новинок рейха.
С этой целью 5 апреля 1948 г. было принято Постановление Совмина СССР № 1100/359, в котором говорилось: «В целях сосредоточения в МСП и обеспечения развития работ по созданию новых образцов оружия: бесследных инголиновых дальноходных торпед, систем акустического управления торпедами, неконтактных взрывателей для торпед, а также средств борьбы с ними, обязать НИИ-400 в месячный срок организовать в г. Ломоносове, на базе ОТБ ВМФ – Филиал НИИ-400 с лабораторией по разработке торпед, неконтактных взрывателей и средств борьбы с ними».
Директором Филиала НИИ-400 назначили Михаила Павловича Максимова, а главным инженером – опытного торпедостроителя Дмитрия Андреевича Корякова.
Во исполнение Постановления Совмина СССР министр судостроительной промышленности и Главком ВМФ передали все служебные помещения Большого Меншиковского дворца, включая квартиры, в распоряжение Филиала НИИ-400, куда въехали: 99 человек из состава ОТБ НТК ВМФ (в том числе 13 дипломированных инженеров и техников); 30 человек интернированных немецких специалистов, среди которых 4 доктора наук (Э. Любке, Ф. Гутше, Э. Клемке, Ф. Макбах), 8 дипломированных инженеров, а также инженеры и техники – члены их семей.
В ведение Филиала передавались: трофейная (некомплектная) материальная часть инголиновой торпеды: резервуарная часть, турбинный двигатель, кормовые и хвостовые части; а также трофейная техническая документация.
Что же такое инголиновая торпеда?
В 1939 г. фирма «Вальтер» в Киле начала опыты по использованию перекиси водорода (инголина) как окислителя в торпедных турбинных двигателях. Для изготовления опытных торпед в городе Аренсбурге под Гамбургом фирма создала опытное производство. Было построено несколько типов опытных и малосерийных перекисных торпед. Так, торпеда «Stein Barsh» («Каменный окунь») при скорости хода 45 узлов имела дальность хода 8 км и была практически бесследной в отличие от обычных парогазовых торпед. Немцы выпустили малую серию в 100 торпед «Stein Barsh», которые предположительно использовались в боевых действиях.
Ту же скорость и дальность имела торпеда «Stein Butte» («Каменная камбала»), её также выпустили серией в 100 штук.
Наиболее мощной была торпеда «Stein Wal» («Каменный кит»). Её турбина развивала мощность 500 л.с. при общем весе торпеды в 1801 кг. Вес боевой части составлял 300 кг, максимальная скорость 45 узлов, а дальность хода 22 км.
Инголиновые (перекисные) торпеды наряду с блестящими тактико-техническими данными обладали и серьезным недостатком – пожароопасностью. Командиры германских подводных лодок, на которые поставлялись опытные партии таких торпед, брали их крайне неохотно. Малейший разброс по времени в подаче основных компонентов топлива в камеру сгорания мог привести к тепловому взрыву, а малейшая утечка перекиси водорода внутрь или наружу корпуса торпеды или в отсек подводной лодки могла привести к пожару. Соприкосновение её с органическими веществами (маслом, красной, обычной резиной) и некоторыми металлами (свинцом, углеродистой сталью) приводило к почти мгновенному возгоранию.
Кроме того, маловодная перекись водорода разлагается, что сопровождается выделением атомарного кислорода и тепла, а это, в свою очередь, при повышении концентрации паров перекиси водорода значительно повышает не только её пожароопасность, но и взрывоопасность, особенно в замкнутых объёмах.
Решением этих задач и занялись германские и советские учёные в Меншиковском дворце.
Немцы, работавшие в Ораниенбауме (Ломоносове), не имели официального статуса – то ли пленные, то ли наемные специалисты. С одной стороны, семейные специалисты получили отдельные квартиры в крыльях Большого Меншиковского дворца. Оклады немцев были существенно выше, чем аналогичных отечественных специалистов. Так, чертежницы получали 1500 рублей, а оклады дипломированных специалистов и докторов наук достигали 5–8 тысяч рублей. Молодые же советские специалисты, работавшие в Филиале, получали лишь койку в общежитии. Оклад их составлял 890 рублей. Сам директор Филиала «сидел» на ставке в 3000 рублей, а главный инженер Кокряков получал «персональный» оклад в 3300 рублей.
Но, с другой стороны, немецким специалистам и членам их семей выйти с территории Большого дворца можно было, лишь отметившись в вахтенном журнале на проходной, а при возвращении обязательно отметиться там же. В Ленинград же немцы могли поехать только в сопровождении переводчика, которых в Филиале было трое: двое военных (старшие лейтенанты) и одна женщина из гражданских.
Ветеран Филиала НИИ-400 Ю. Н. Калинин писал: «Филиальские немцы были работниками высочайшей дисциплины и работоспособности. Чтобы опоздать на рабочее место хотя бы на минуту – это было исключено просто по определению. В течение рабочего дня они работали методично, усидчиво и квалифицированно. Зато после звонка они на службе ни минуты не задерживались. Всякие сверхурочные или авральные работы, какой-либо остервенелый российский энтузиазм им были просто чужды. Они брали тем, что умели плотно использовать нормальное служебное время – успевали, не торопясь. Затяжные перекуры, бесконечные разговоры на внеслужебные темы и вообще всякая волынка порученного дела для них казалась немыслимой…
Но к своему свободном времени они относились свято. Умели и отдохнуть, и развлечься. Многие обожали игру в преферанс, засиживались до часа, до двух ночи. Некоторые увлекались шахматами, любили ходить на городской стадион поболеть за местную команду, в которой играло несколько представителей Филиала. Бывало даже, сопровождали выездные матчи в Ропшу, Ижору, Гатчину. Для этого, помимо сопровождающего, Филиал выделял им грузовую машину с сиденьями в крытом брезентом кузове…
Много внимания немцы уделяли детям. Возили их в цирк, устраивали разные национальные игры в обширном дворе Большого дворца.
Для детей младшего школьного возраста в Парковской школе (здание Картинного дома великого князя Петра Федоровича) был организован спецкласс, которым руководила Александра Алексеевна Дедова. С её слов немецкие дети были не в пример нашим генетически дисциплинированны, аккуратны и учились только на отлично. Русским языком овладели молниеносно. Но, как и взрослые, любили ставить свою учительницу в тупик вопросами: «А почему за одинаковую работу моему папе платят в пять раз больше, чем вашим?», «Кто на самом деле первым начал прошедшую войну?», «А есть ли на самом деле Бог? «и так далее, и тому подобное.
В остальном были дети как дети: шаловливые, шумные на переменках, но всегда помнили свое. На замечание учительницы: «Левис, не балуйся!» – мальчишка немедленно её поправлял: «Я не Левис, а фон Левис!»
Отец этого мальчика был довольно интересный человек.
По рассказу одного из старейших работников Филиала Петрова А. А., когда фон Левис стал собираться обратно в Германию, то стал приготавливать к отправке и какой-то допотопный, лубочно раскрашенный шкаф.
– Зачем тебе эта рухлядь? – спросил Петров.
– Знаешь, это фамильная ценность с 1600 (какого-то…) года. Я, когда сюда выезжал, поставил два условия: со мной поедут этот шкаф и семья!..
Когда в споре с фон Левисом кто-то