Книга Йенни - Сигрид Унсет

– Послушай, Герт, – нарушила Йенни вдруг молчание, и она взяла его за руку. – После того как я погощу несколько дней у мамы… а потом побуду здесь… два, три дня… я уеду…

– То есть куда? – спросил он, приподнимаясь на локте. – Куда ты уезжаешь?

– В Берлин, – ответила Йенни. Она сама чувствовала, что ее голос дрожит.

Герт посмотрел ей в лицо, но ничего не сказал. Она тоже молчала.

Наконец он первый заговорил:

– Когда ты приняла это решение?

– В сущности, это всегда входило в мои планы на будущее… ведь я всегда говорила, что мне надо уехать…

– Да, да. Но я хотел спросить тебя… давно ли ты решила… когда ты решила уехать, именно теперь?

– Это решение я приняла летом в Тегнебю.

– Мне было бы приятнее, если бы ты сообщила мне об этом раньше, Йенни, – тихо проговорил Грам. Но, несмотря на то что голос его был совершенно спокойный, он все-таки заставил болезненно сжаться сердце Йенни.

С минуту она молчала.

– Я не хотела писать тебе об этом, Герт, – сказала она наконец. – Я хотела сказать тебе это, но не писать… Но у меня не хватило на это духу…

Его лицо стало землисто-серым.

– Я понимаю, – произнес он едва слышно. – Но, Господи, дитя мое, как у тебя, должно быть, тяжело на сердце! – воскликнул он вдруг.

– Нам обоим одинаково нелегко, – сказала она тем же тоном.

Он вдруг бросился ничком на землю и застыл в этой позе. Она нагнулась к нему и тихо положила руку на его плечо.

– Йенни… Йенни… о, дорогая моя… как я виноват перед тобой!..

– Дорогой…

– Моя белокрылая пташка… о, Йенни, я запачкал твои белые крылья прикосновением моих грубых рук…

– Герт… – она взяла обе его руки в свои и заговорила быстро. – Выслушай меня, Герт… Мне ты сделал только добро… ведь это я… Я чувствовала смертельную усталость, а ты дал мне покой, я зябла, а ты согрел меня… Мне необходимы были покой и тепло, я должна была чувствовать, что кто-нибудь любит меня… Господи, Герт, я не хотела обманывать тебя, но ты не мог понять… никогда мне не удавалось заставить тебя понять, что я люблю тебя иначе… что моя любовь бедна. Разве ты не понимаешь…

– Нет, Йенни. Я не верю, чтобы молодая невинная девушка отдалась мужчине, раз она заранее предвидела, что ее любовь не будет вечной…

– Вот за это-то я и прошу тебя простить меня… Я видела, что ты не понимаешь меня, и все-таки принимала твою любовь. Потом это превратилось для меня в муку, которая становилась все невыносимее… под конец я не могла больше… Герт, ведь ты мне очень дорог, но я могу только принимать от тебя, а сама ничего не могу давать…

– Вчера… ты это и хотела сказать мне? – спросил Герт после некоторого молчания. Йенни кивнула головой.

– А вместо этого?

Она вспыхнула до корней волос:

– У меня не хватило духу, Герт… Ты пришел такой радостный… и я знала, как ты тосковал по мне и как хотел видеть меня…

Он поднял голову:

– Так ты не должна поступать, Йенни… Нет. Ты должна была подавать милостыню… такую милостыню…

Она закрыла лицо руками. Перед ней так ясно встали те мучительные часы, которые она провела в своем ателье, лихорадочно ходя взад и вперед, прибирая то, чего не нужно было прибирать, в ожидании его прихода. Сердце ее разрывалось на части от страдания, но она не была в силах объяснить ему то, что происходило у нее на душе. Она сказала:

– Я не была еще вполне уверена в своих чувствах… когда ты пришел… мне хотелось испытать тебя…

– Милостыня… – Он горько улыбнулся и покачал головой. – Все время ты мне подавала милостыню, Йенни…

– Ах, Герт, в том-то и беда, что именно я все время принимала от тебя милостыню… всегда… разве ты этого не понимаешь…

– Нет, – ответил он резко. И он снова уткнулся лицом в траву.

Немного спустя он поднял голову и спросил:

– Йенни… есть… есть другой?

– Нет, – ответила она быстро.

– Уж не думаешь ли ты, что я упрекал бы тебя, если бы ты полюбила другого?… молодого… как и ты… Это я скорее понял бы.

– Так неужели же для тебя так непостижимо… Мне кажется, что тут вовсе незачем быть другому…

– Конечно, конечно. – Он снова опустился на землю. – Мне просто пришло в голову… ты писала мне… что Хегген приезжал в Тегнебю, а оттуда уехал в Берлин…

Йенни опять вся вспыхнула:

– И ты думаешь, что я способна была в таком случае… вчера…

Герт молчал. Потом он проговорил устало:

– Все равно, я ничего не понимаю…

У нее вдруг явилось желание причинить ему боль.

– В некотором роде можно, конечно, сказать, что есть другой… или, вернее, третье лицо…

Он поднял голову и широко раскрытыми глазами посмотрел на нее. Потом он с жаром схватил ее руки.

– Йенни… Ради Бога… что ты хочешь сказать?…

Она уже раскаялась в своих словах и, покраснев, заговорила быстро и смущенно:

– Ну, я хотела сказать… моя работа… искусство… Герт приподнялся и стоял перед ней на коленях.

– Йенни, – проговорил он умоляюще, – скажи мне истинную правду… умоляю тебя, не лги мне… Ты… скажи правду…

Она сделала попытку спокойно посмотреть ему в лицо, но сейчас же опустила глаза. Герт припал лицом к ее коленям.

– О, Боже, Боже! – проговорил он с отчаянием.

– Герт… дорогой… милый… Полно, полно, Герт! Ты рассердил меня, заговорив о другом, – сказала она виновато. – Иначе я ни за что не проговорилась бы. Я твердо решила не говорить тебе этого теперь… сказать потом…

– Этого я никогда не простил бы тебе, – сказал Грам серьезно. – Если бы ты скрыла от меня это… Но ведь ты знала это, должно быть, уже некоторое время тому назад, – сказал он вдруг. – Сколько времени прошло уже?

– Три месяца, – ответила она коротко.

– Йенни, – воскликнул он взволнованно, – но ведь теперь ты не можешь порвать со мною… так вдруг… Теперь нам нельзя расставаться.

– Нет, можно, – ответила она, нежно проводя рукой по его лицу. – Конечно, можно. Если бы этого не случилось, то я, вероятно, продолжала бы… некоторое время… обманывать себя и тебя… Но теперь я должна была заглянуть в самую глубину своего сердца… выяснить все…

С минуту он молчал. Потом заговорил более спокойным голосом:

– Выслушай меня, крошка. Ты знаешь, в прошлом месяце мой развод наконец состоялся. Через два года я свободен и могу снова жениться. Тогда я приеду к тебе. Я дам тебе… и ему… мое имя. Я ничего не требую, понимаешь ли? Но я настаиваю на своем праве дать тебе то, что я обязан дать. Одному Богу известно, как я буду страдать от того, что этого нельзя сделать раньше. Но, разумеется, я ничего не требую. Ты ничем, решительно ничем, не должна быть связана со мной… стариком…