Книга На луче света - Джин Брюэр

class="p1">— Я бы снова убил дядю Дэйва, если бы мне представилась такая возможность.

— Он выглядел достаточно убедительно.

— Ты убил дядю Дэйва?

— Да. Разве не об этом ты хотел спросить меня?

— Ну… да. Как ты его убил?

— Я сломал его огромную жирную шею.

— Где это произошло?

— На заднем дворе. Было мокро.

— Дядя Дэйв что-то сделал с Салли и Ребеккой?

— Да, — прорычал он. — То же самое, что он сделал с Робином.

— Так ты убил его.

— Я же говорил тебе, что я убью его и убил.

— Это очень важно, Гарри. Ты когда-нибудь убивал кого-то еще?

— Нет. Только эту огромную жирную свинью.

— Ладно. Спасибо, что пришел, Гарри. Теперь ты можешь вернуться. Если понадобишься, я дам тебе знать.

С угрюмым видом он медленно исчез.

Я немного подождал.

— Роб?

— Да.

— Ты что-нибудь слышал?

— Что именно?

— Гарри только что был здесь. Он рассказал мне, что случилось. Рассказал, кто убил человека, который лишил жизни твою жену и дочь.

— Его убил я.

— Нет, Роб, ты никогда никого не убивал. Его убил Гарри.

— Гарри?

— Да.

— Но Гарри всего пять лет, разве нет?

— Это правда. Но он находится в очень сильном теле. В твоем теле.

Я почти видел огни, загорающиеся в глазах Роберта.

— Это значит, что все эти годы я убегал от того, чего никогда не было?

— Это было, Роб, Салли и Ребекка мертвы. Но ты не убивал человека. Это сделал Гарри.

— Но Гарри — это я!

— Да, он часть тебя. Но ты не несешь ответственности за его действия, пока он не интегрирован в твою личность. Ты понимаешь?

— Я… думаю да, — он выглядел озадаченным.

— И есть еще одна проблема. Ты винишь себя в их смерти, потому что в ту субботу ты пошел на работу вместо того, чтобы остаться дома вместе с ними.

— Это был прекрасный день. Они хотели, чтобы я взял выходной.

— Да.

— Но я не взял, потому что мы нуждались в деньгах.

— Да, Роб. Ты ушел на работу в субботу, как и все остальные твои сослуживцы. Понимаешь? Все произошедшее в тот день — не твоя вина. Ты ни в чем не виноват.

— Но Салли и Ребекка погибли, потому что меня не было рядом.

— Это правда, Роб, и мы не можем их вернуть. Но мне кажется, теперь ты готов с этим смириться.

Его грудь поднималась и опускалась, поднималась и опускалась.

— Думаю, пришло время идти дальше.

— Пора приступить к заключительному этапу твоего лечения.

— К интеграции.

— Да.

Подумав об этом, он взял себя в руки и сказал:

— Как мы это сделаем? — он машинально схватил банан и начал снимать с него кожуру.

— Первое, что мы сделаем, это постараемся задержать тебя в сознании как можно дольше. Я хочу, чтобы с этого момента ты оставался Робертом, если только я специально не попрошу выйти кого-нибудь другого.

— Не знаю, удастся ли мне удерживать прота.

— Постепенно мы с ним справимся. Просто делай все возможное.

— Буду стараться.

— Отныне вся больница — это твое безопасное убежище. Понял?

— Понял, — ответил он.

— Пойдем, я вернусь во второе отделение вместе с тобой.

С глубокой печалью я узнал, что у Эммы Виллерс была диагностирована неизлечимая и быстро прогрессирующая форма рака поджелудочной железы.

Я понял, что произошло нечто ужасное, когда Клаус, с выпученными глазами и мертвенно-бледным лицом, ввалился ко мне в кабинет после беседы с Робертом. Я подумал, что он заболел и попросил его присесть. Он покачал головой и выложил всю эту историю.

— Она поялась врачей, — сказал он. — Она нигогда не годила к ним, а я нигогда ее не заставлял, — взяв себя в руки, он добавил: — Я беру больничный. В бое отсутствие исполнять обязанности директора путете вы.

Я начал протестовать — считал, что все эти подробности меня не касаются — но как я мог? Он выглядел таким несчастным, что я похлопал его по плечу (впервые для нас обоих) и сказал ему, что о больнице он может не беспокоиться. Он дал мне ключи от своего кабинета, я выразил какие-то невнятные соболезнования и поддержку по поводу состояния его жены, и он ушел, его покатые плечи были опущены ниже, чем когда-либо. Внезапно я вспомнил проповеди Рассела о стремительно приближающемся апокалипсисе и наконец-то понял, что он имел в виду: для него, как и для всех, смерть означала конец света.

Я сел и попытался представить, как можно исправить все эти непрошеные события. Но всё, о чем я мог думать, это облегчение и благодарность за то, что это не моя жена или кто-то из моих детей, и я поклялся проводить больше времени с Карэн и чаще звонить своим сыновьям и дочерям. Потом я вспомнил, что как у исполняющего обязанности директора у меня будет еще меньше времени, чем прежде, и неохотно направился в кабинет Виллерса в надежде, что его стол будет аккуратно убранным, как впрочем, это обычно и было. Вместо этого, он очень напоминал мой собственный, покрытый неотвеченными письмами, непроверенными документами и непросмотренными сообщениями и записками. Его ежедневник был заполнен с восьми тридцати до половины пятого или позже каждый день на несколько недель вперед. И со смешанными чувствами я подумал: выход на пенсию придется отложить.

* * *

Тем вечером, возвращаясь на поезде домой, я размышлял о стремительном прогрессе Роба и о том, что предпринять дальше. Все произошло так быстро, так неожиданно, что я не думал о его лечении с тех пор, как однажды он вышел из своей защитной оболочки. Вдобавок ко всему этому, мне нужно было доделать работу Клауса, как, впрочем, и мою собственную. Я знал, что меня ожидала еще одна бессонная ночь.

У меня завязался разговор с попутчиком, который полдня провел возле своего отца, недавно пережившего сердечный приступ. Я рассказал ему о коллеге, взявшем небольшой отпуск, чтобы побыть со своей умирающей женой. Он искренне сочувствовал, вспоминая все хорошее, что с ним произошло за шесть лет брака и как сильно ему не хватало бы жены, если бы с ней что-нибудь случилось. Оказалось, что он был женат уже три раза и теперь ехал, чтобы повидаться на выходных со своей любовницей, которую, как он утверждал, он также очень сильно любил.

Я подумал: это не для меня. За тридцать шесть лет брака я никогда не изменял Карен. Даже до того, как мы поженились (мы были влюблены с детства). Не то чтобы я обладаю исключительной преданностью, мне далеко до святого. Просто я был бы полным