Книга Жук - Ричард Марш

Он сказал, что накануне вечером обратил на меня внимание, находясь под неким воздействием, которое подобные ему люди называют «влиянием», и что тот, кто оказывал на него это самое «влияние», заставлял его говорить против его собственной воли. То есть слова слетали с его языка, словно их вырывали из него силой.

Зная то, что я знал, я невольно удивился тому, как быстро Марджори сумела сделать в целом верные выводы благодаря одной только интуиции. Однако я решил не сообщать ей об этом.

– Моя дорогая Марджори! И это говорите вы! Вы же гордитесь тем, что умеете держать ваше воображение под контролем и не допускаете, чтобы оно, разыгравшись, подталкивало вас к ошибочным суждениям!

– Вовсе не факт, что я так уж горжусь тем, что неспособна к спонтанным предположениям. Надеюсь, вы обо мне так не думаете? Послушайте, что я вам скажу. Выйдя из комнаты, где поместили того несчастного, я вызвала для него сиделку и поручила за ним присматривать. После этого отправилась в свою спальню. Оказавшись там, у меня вдруг возникло сильнейшее ощущение того, что какая-то страшная, неуловимая и неосязаемая, но совершенно реальная опасность в этот момент грозит Полу.

– Вы ведь помните – накануне вечером вы испытывали сильные эмоции, а потом еще и пережили тяжелый разговор с отцом. Полагаю, слова вашего пациента стали для вас чем-то вроде кульминации.

– Именно так я сама себе это и объяснила – или, точнее, пыталась себя убедить. Вдруг я по каким-то непонятным причинам утратила способность рассуждать здраво.

– Именно так и было.

– Нет – по крайней мере, не так, как вы себе это представляете. Можете смеяться надо мной, Сидней, но у меня было некое чувство, которое крайне трудно описать, но при этом очень реальное, перерастающее в уверенность. И суть этого чувства сводилась к тому, что где-то рядом со мной происходит что-то сверхъестественное.

– Чушь!

– Нет, это не чушь. Я была бы очень рада, если бы вы оказались правы. Но увы… Как я уже сказала, я очень четко и ясно осознавала все происходящее. Я понимала, что Пол подвергается атаке чего-то страшного. Я не представляла, что это могло быть, но знала, что это нечто действительно ужасное, просто чудовищное – настолько, что мне об этом даже подумать было боязно. Я хотела броситься ему на помощь, больше того, я пыталась это сделать, и неоднократно, – но не могла, и при этом отчетливо осознавала свое бессилие. Я была не в состоянии даже пальцем шевельнуть. Подождите, дайте мне закончить! Я говорила самой себе, что все это абсурд, но это не помогало. Я была парализована страхом. Ужас, непередаваемый ужас поселился в моей спальне, заполнив собой все свободное пространство комнаты. Опустившись на колени, я пыталась апеллировать к Господу, но не могла вспомнить даже текст молитвы. Я пробовала просить Всевышнего образумить меня, но была не в состоянии облечь мою просьбу в слова – мой язык словно парализовало. Не могу сказать, сколько времени я пребывала в этом состоянии. Однако в конце концов я поняла, что Бог по каким-то причинам решил, что я должна бороться в одиночку. Поэтому я поднялась на ноги, разделась и улеглась в постель. И вот это оказалось хуже всего. Я отослала прочь мою горничную еще во время первого приступа ужаса – похоже, просто устыдившись того, что она может заметить мой страх. Теперь я отдала бы все что угодно, чтобы позвать ее обратно, но сделать это было невозможно – я была не в силах даже позвонить в колокольчик. В общем, как я уже сказала, я легла в постель.

Марджори ненадолго умолкла, словно собираясь с мыслями. Слушать ее и думать о том, какие страдания ей довелось пережить, было для меня, пожалуй, самым страшным мучением – я едва мог это выносить и чувствовал, что мое терпение вот-вот иссякнет. Я готов был послать ко всем чертям весь мир и заключить Марджори в объятия, чтобы попытаться ее успокоить. Мне было известно, что она, в отличие от многих других девушек и молодых женщин, совершенно не склонна к истерикам. У нее не было привычки поддаваться иллюзиям и ложным представлениям. И в то же время меня не оставляла глубокая внутренняя убежденность в том, что даже в своих самых диких и невероятных подробностях история, которую она рассказывала, по крайней мере частично основывалась на реальных фактах. Что это были за факты – предстояло любой ценой выяснить мне, и как можно быстрее.

– Вы всегда смеялись над моим отвращением к тараканам. Вам хорошо известно, что весной, когда на улице в больших количествах появляются майские жуки, мне всегда бывает не по себе. Ну так вот, как только я улеглась в постель, я почувствовала, что в комнате присутствует нечто подобное – какое-то насекомое.

– Насекомое? Что еще за насекомое?

– Что-то вроде жука. Он летал по воздуху, и я ясно слышала его жужжание и шуршание его крыльев. Я знала, что он кружит над моей головой, опускаясь все ниже и ниже, все больше и больше приближаясь ко мне. Я спряталась под одеяло. А потом я почувствовала, как он тычется в него. Ах, Сидней! – Марджори придвинулась ко мне. Ее лицо, ее прекрасные глаза были совсем близко. Сердце мое замерло, а потом заколотилось как сумасшедшее. – Он преследовал меня.

– Марджори!

– Насекомое уселось прямо на мою постель.

– Вам все это привиделось.

– Ничего подобного – ничего мне не привиделось. Я слышала, как оно ползало по одеялу – а потом проникло под него и стало подбираться ко мне. Я почувствовала его на своем лице. Оно и теперь здесь.

– Где?

Марджори ткнула в воздух указательным пальцем левой руки.

– Там! Летает и жужжит – разве вы не слышите?

Марджори прислушалась, я тоже. Как ни странно, именно в этот момент мне также показалось, что я слышу жужжание насекомого.

– Это всего лишь пчела, дорогая моя, она влетела в комнату через открытое окно.

– Хорошо бы, чтобы вы оказались правы и это действительно была всего лишь пчела. Сидней, разве вы не чувствуете присутствия где-то совсем рядом какого-то зла? Разве вам не хочется убраться от него как можно дальше, туда, где будет ощущаться присутствие Бога?

– Марджори!

– Молитесь, Сидней, молитесь! Я не могу! Не знаю почему, но не могу!

Она обвила руками мою шею и, явно находясь в состоянии припадочного нервного возбуждения, крепко прижалась ко мне всем телом. Сила ее эмоций, однако, заставила меня забыть о том, что я мужчина. Поведение Марджори было совершенно нетипично для нее. Я же готов был отдать жизнь даже за то, чтобы избавить ее от зубной боли. Она раз за разом повторяла:

– Молитесь, Сидней, молитесь!

Я наконец решил сделать так, как она просила. По крайней мере, никакого вреда от молитвы быть не могло – мне, во всяком случае, еще никогда не приходилось слышать о том, что от нее кому-то стало хуже. Я принялся старательно произносить нужные слова – впервые за долгое время (определить точно, за какое именно, я был просто не в состоянии). Как только я не без колебаний выговорил первые фразы священного текста, Марджори перестала дрожать. Еще немного – и она явно начала успокаиваться. Наконец, когда я, добравшись до главного посыла, сказал: «Избави нас от лукавого», – она отпустила мою шею и упала на колени почти у самых моих ног. Вместе со мной она вслух произнесла заключительную фразу молитвы: «Ибо Твое есть Царство, сила и слава во веки веков. Аминь».

После этого мы оба какое-то время молчали и не двигались. Марджори продолжала стоять на коленях, сложив ладони на груди и опустив голову. Я чувствовал, как в моей душе звучат какие-то особые, глубинные струны, которые я не ощущал уже очень, очень давно – как будто моя покойная мать, протянув руку с небес, провела по ним пальцем. Мне кажется, иногда она делает это, но я никогда не знаю заранее, когда это произойдет.

Мы с Марджори продолжали молчать. Я поднял взгляд и увидел старика Линдона, который, прячась за экраном, пялился на нас во все глаза. На его большом красном лице было написано выражение такого удивления и растерянности, что я едва удержался от смеха. Очевидно, что наш смиренный вид нисколько не помог ему уяснить хоть что-нибудь из происходящего, потому что он пробормотал, заикаясь:

– Она что, не-ненормальная?