Книга Ни слова больше! - Карен М. МакМанус

в кладовке, заодно и Эла покормишь. — Она морщит нос и отстраняется. — И прими, ради бога, душ.

Тут с ней не поспоришь — душ давно по мне плачет. Плетусь наверх, сбрасываю с себя давно не стиранную одежду и пускаю чуть ли не кипяток. Вода стучит по макушке и плечам, меня обволакивают мыльные пары, и даже начинает казаться, что Регина права: я способен действовать. Я вытираюсь, чищу зубы, одеваюсь в чистое. Голова, правда, как улей, и руки дрожат, зато появилось слабое ощущение нормальности происходящего. Смотрю в зеркало на круги под глазами, щетину на подбородке и вижу его.

«Я довольно рано начала подозревать, что Ноа не такой, как другие дети».

Регина — добрый человек. Лучше всех, кого я знаю, поэтому с ним ей встречаться совсем ни к чему. Прислушиваюсь и, когда она идет в туалет, хватаю пиджак Сент-Амброуза и выскакиваю за порог.

Как всегда, бреду, не глядя по сторонам. Наш дом стоит на шоссе, перехожу его где попало; рядом визжат тормоза, и меня объезжает машина. «Катись на фиг!» — бормочу я вслед, хотя сам виноват.

С противоположной стороны медленно подъезжает другая машина, фары мигают. Я знаю этот «Ренджровер», ездил на нем не раз. Стекло водителя опускается, и я вижу знакомое лицо Шарлотты, обрамленное белоснежным мехом капюшона. В сочетании с ярко накрашенными губами выглядит устрашающе.

— Мы с Шейном тебя обыскались! — выкрикивает она. — Садись.

Глава 27. Бринн

Субботний вечер. Элли заходит в кухню, у меня руки вымазаны по локоть — я орудую шпателем, изо всех сил замешивая тесто без миксера. Половина нашей утвари до сих пор в неразобранных после переезда коробках, так что найти что-то нереально.

— Чем занимаешься? — вопрошает сестра, застегивая на ходу сережку.

— Собираюсь испечь шоколадное печенье, — говорю. Провожу тыльной стороной ладони по лбу, оставляя на нем след от теста, на которое набрасываюсь с новой силой. — Для Мэйсона и Нади в знак примирения.

Элли подкрадывается к столешнице и норовит сунуть палец в месиво. Не тут-то было! Я быстро шлепаю ее по руке.

— Ладно, ладно. А разве Наде можно глютен?

Продолжаю яростно мешать, пока до меня доходит смысл ее слов.

— Вот зараза. — Я опускаю шпатель в тесто. — Ты права. Ну почему я такая никудышная подруга?

Беру миску, намереваясь избавиться от ее содержимого. Элли меня останавливает:

— Эй, для Мэйсона сгодится. И ты не плохая подруга. Просто не очень внимательная.

— Вот и я о том же. — Хлопаю ладонью по столешнице. — По идее, я должна обращать внимание на детали. Иначе какая из меня журналистка, если я даже не помню об аллергии лучшей подруги?

Элли пожимает плечами:

— Разбираться в книгах и разбираться в людях — разные вещи.

— А ты-то когда успела помудреть? — мычу я.

Впрочем, насчет Мэйсона она права: ему печенье не помешает. Он прорыдал у Нади на плече всю вчерашнюю панихиду по мистеру Соломону. Поймав мой вопрошающий взгляд, она шепнула: «Он был другом их семьи». Опять же, как вышло, что я об этом не знаю?

— Я всегда была мудра, — весело отвечает Элли. — Ты просто меня в упор не замечала, пока твой круг общения не уменьшился… — Она обводит глазами кухню, словно ожидая появления гостей. — …до одной меня.

Я замахиваюсь на нее кухонным полотенцем, и когда сестра уворачивается, замечаю, какая на ней красивая юбка.

— Кудай-то ты так вырядилась? — спрашиваю.

— Иду в кино с Пейдж Силверман, — отвечает она, бросая взгляд на часы на микроволновке. — Ее мама заедет за мной с минуты на минуту.

— Это что, свидание? — поражаюсь я.

— Возмо-о-ожно, — хитро тянет Элли. — Если ей повезет.

За окном сигналит машина, сестра подскакивает к миске и зачерпывает пальцем тесто.

— Это они, — говорит она и отправляет палец в рот. Лицо тут же меняется, и она выплевывает тесто. — Фу, Бринн, ты сколько соли туда набухала? Гадость какая.

— Сколько сказано, столько и положила, — говорю и беру пачку со смесью, чтобы свериться с рецептом. — Одну ложку.

— Дай-ка сюда. — Элли выхватывает у меня пачку и качает головой. — Тут стоит «ч. л.», а ты, наверное, столовую бухнула. Вот балбесина.

— Да пропади все пропадом! — взрываюсь я и опрокидываю миску в раковину, смутно сознавая, что реагирую неадекватно. На этот раз, однако, Элли меня не останавливает.

— Купи ему готовое печенье, — говорит она. И уже от двери: — Желаю хорошо провести вечер!

После ее ухода тяжело опускаюсь на стул, проклиная себя за все дурацкие решения, которые привели меня к полному одиночеству в субботний вечер, да еще с пересоленным тестом в придачу. Тупо гляжу в телефон и пролистываю сообщения в поисках случайно пропущенного. Ничего нового. Со вздохом открываю почту и перечитываю статью в «Профсоюзном лидере», хотя уже выучила ее наизусть.

Итак, если мистер Ларкин на самом деле Уильям Роббинс из Нью-Гэмпшира, то Майкл Роббинс — тот самый брат, о котором он спьяну проболтался Полу Голдштейну. Ради которого перешел в Сент-Амброуз. Логично предположить, что мистер Ларкин говорил об одном из моих одноклассников. Тогда почему же никто об этом не обмолвился, когда он умер?

Вглядываюсь в фотографию Лайлы Роббинс из школьного альбома, и меня гложут сомнения: она действительно кого-то напоминает или мне хочется, чтобы она кого-то напоминала? Восемнадцатилетняя Лайла была красавицей, но кто знает, как она выглядит сейчас? Исчезла она четырнадцать лет назад, в двадцать шесть. Теперь ей должно быть сорок.

Вчера я погуглила «Декстера Роббинса» и не нашла ничего, кроме протокола собрания мэрии трехлетней давности, где он категорически возражал против повышения налога на недвижимость. Лайла Роббинс — вообще привидение. Единственное упоминание о ней — та самая статья в «Профсоюзном лидере» об их с малышом исчезновении. Если Декстер до сих пор разыскивает беглецов, то к помощи прессы он не прибегал. Неудивительно, с его-то репутацией! Лайла и Майкл как сквозь землю провалились. Судя по намекам соседа, они не хотят, чтобы их нашли.

Открываю фотографии и просматриваю те, что успела скачать, пока еще имела доступ к ресурсам «Мотива». Вот проклятый камень, от вида которого каждый раз мурашки по коже. Серебряная цепочка, которая ставит меня в тупик, потому что не помню, чтобы мистер Ларкин носил украшения. И бирюзовый, обклеенный стикерами конверт, который…

Черт. Не может быть.

Воспоминание накатывает волной, у меня перехватывает дыхание. Я знаю, где видела тот конверт, и было это вовсе не в школе. Вскакиваю на ноги и хватаю со стола ключи — наконец-то у меня появилось занятие.

* * *

Открыв