Книга Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2 - Николай Александрович Митрохин

скромные масштабы, а строительство газопроводов было слишком дорогим и технически непростым делом.

Вторая половина 1950-х прошла в столкновениях «гидриков» и «тепликов» в среде энергетиков, оспаривающих бюджеты, составлявшие миллиарды тогдашних советских рублей[443]. ТЭЦ набирали обороты: с начала 1950-х проектируемая мощность новых блоков выросла вдвое, строительство станций и блоков стало серийным, а не индивидуальным, как прежде[444]. В 1960 году в производстве появляется новый мощный блок в 200 млн ватт, который на годы становится базовым для станций[445]. Новый импульс энергетике был придан решениями XXI съезда КПСС 1959 года о сплошной электрификации страны, что подразумевало строительство мощных электростанций и электросетей и образование Единой энергетической системы (ЕЭС)[446].

Ее основой стали мощные тепловые электростанции (ТЭЦ), работающие на угле и мазуте. Они были ценны тем, что их можно было строить вблизи крупных потребителей (городов, комбинатов). Тогда они не теряли энергию при передаче на большие расстояния, а также при отработке использованного пара давали ценное тепло, необходимое для функционирования и обогрева предприятий и крупных жилых массивов. Однако они требовали ритмичных и крупных поставок топлива — угля или мазута.

При этом строительство ТЭЦ (на вырабатываемую единицу электроэнергии) стоило дороже ГЭС, и топливо для них также стоило немало. Написание «программы 1959 года» очевидным образом связано с появлением на посту министра энергетики СССР Игнатия Новикова — члена «днепропетровской группы». На начало 1958 года он был всего лишь начальником строительства Кременчугской ГРЭС, а к его концу — уже министром. За собой он привел в Москву бывшего руководителя строительства Ворошиловградской ГРЭС Ивана Алексеева, который в 1959-м стал директором «Теплоэлектропроекта» — московской организации с 12 региональными отделениями (крупнейшие, до 1500 сотрудников, — в Москве и Ленинграде), которая проектировала около 80 % электростанций (то есть все ТЭЦ) в стране[447]. Алексеев и другие руководители института в 1959 году, когда рождалась программа, резко занизили реальную стоимость строительства ТЭЦ, чтобы (вероятно) убедить любящего экономить Хрущева в относительно низкой стоимости будущей электроэнергии. Обман раскрылся в середине 1960-х, когда строители ТЭЦ начали массово требовать дополнительных вложений для достройки станций. В результате главный инженер института в 1967 году был уволен, но Алексеев, с трудом сохранив должность, доработал на своем посту до 1984-го[448].

Свою лепту в разработку плана вносил и будущий (с 1962 года) министр Петр Непорожний, яркий представитель «гидриков» (но противник электростанций на равнинных реках) и еще один представитель высокопоставленного украинского чиновничества 1950-х годов. В 1952–1953 годах, будучи главным инженером Днепростроя (который тогда начал строительство Каховской ГЭС), он подружился с Хрущевым, часто приезжавшим на строительство для отдыха, и лоббировал свои идеи системного подхода к энергетике, в рамках которого ГЭС отводилось 20–24 % в электроэнергетическом балансе страны, главным образом для покрытия утренних пиковых нагрузок системы[449]. В результате этих разговоров карьера Непорожнего быстро пошла вверх. Перед министерством он был председателем Госплана УССР и зампредом Совета министров УССР.

Однако дискуссия о путях развития энергетики не прекращалась. В августе 1962 года второй секретарь ЦК КПСС Фрол Козлов выступил в ЦК с острым критическим докладом о состоянии народного хозяйства, в котором, в частности, настаивал на необходимости развития гидроэнергетики в отдаленных районах, где она не будет поглощать сельскохозяйственные земли. Это дало толчок для нового этапа развития ГЭС.

Основные крупные гидроэлектростанции стали строить в горных массивах Сибири (Братская, Красноярская, Майнская, Саяно-Шушенская, Усть-Илимская ГЭС), Дальнего Востока (Колымская, Зейская ГЭС) и горах Центральной Азии (например, Нижне-Нарынский каскад ГЭС в Киргизии), где были лучшие природные условия для перегораживания рек и накапливания воды[450]. Их строительство продолжалось все 1960–1980-е годы и ограничивалось только количеством каньонов, пригодных для затопления. Фактически к 1990-м годам их резерв был почти исчерпан — по словам Непорожнего, «хороших створов осталось мало»[451].

Однако вопреки установке Козлова на отказ от использования сельскохозяйственных земель для гидроэлектростанций на Волге, в 1960-е были заложены огромные ГЭС, вызывавшие массу конфликтов между союзным центром, местными элитами и населением (Нижнекамская, начатая в 1963-м, и Чебоксарская, начатая в 1968 году).

Резкая критика гидростроителей за залив сельскохозяйственных земель на примере Чебоксарской ГЭС содержалась в докладе Косыгина о сельском хозяйстве на заседании Президиума Совмина СССР 23 марта 1969 года[452]. После нее в Европейской части СССР новых крупных ГЭС не строили. Правда, Непорожний залив огромных площадей сельскохозяйственных земель при строительстве каскада волжских ГЭС объясняет запросами Министерства обороны, которому был нужен определенный уровень наполняемости водохранилищ (уже не нужный энергетикам) и фарватеры для провода в случае необходимости кораблей Балтийской флотилии в Черное море[453].

В рамках наметившегося тренда на использование крупных станций и борьбы с затоплениями, а также в связи с тем, что с 1953 года, после смерти Сталина, было разрешено подключать колхозные электросети к государственным электросетям, на нет сошли и новые проекты небольших (колхозных, совхозных, заводских, районных) гидроэлектростанций, которые активно строились на мелких реках в 1930–1940-е годы. Более того, за 1952–1990 годы было остановлено, разрушено и разукомплектовано 6500 малых ГЭС, а осталось в рабочем состоянии всего 300[454].

ГЭС при дешевизне электроэнергии не могли гарантировать ее стабильного поступления, поскольку сильно зависели от природных факторов, наполнявших, переполнявших или осушавших водохранилище каждый сезон года. Ведь именно от напора воды зависел темп работы турбин. В Центральной Азии и отчасти на Волге Минэнерго приходилось вступать в постоянные конфликты с Министерством водного хозяйства, которое регулярно требовало увеличения сброса воды с плотин под сезонные поливы, в том числе «холостого» (мимо энергетических агрегатов)[455].

Таким образом, в конце 1950-х стало ясно, что развитие энергетики будет дифференцировано в географическом отношении. Строящиеся в Сибири и Центральной Азии ГЭС уже никогда не будут расцениваться как основной источник электроэнергии, и магистральное направление инвестиций в энергетике — ТЭЦ на территории Европейской части СССР, рассчитанные на уголь, газ или все более широко применявшийся мазут, являвшийся производным от первичной переработки нефти. Нередко подобные станции были рассчитаны на несколько разных типов топлива.

Обеспечивал всю эту огромную работу следующий после Игнатия Новикова министр энергетики СССР (1962–1985) Петр Непорожний. Он эффективно управлял огромным министерством со множеством одновременно вводимых в строй объектов и крупными рабочими коллективами строителей, монтажников и эксплуатационщиков. Входил в не слишком широкий круг министров (9 человек), «к кому Косыгин относился с уважением и ценил»[456]. Косыгин нередко, порой несколько раз в год, ездил с Непорожним на различные объекты Минэнерго, выступал на расширенных коллегиях. Одно из его выступлений на