Книга Ничем не интересуюсь, но всё знаю - Виктория Токарева

Белобрысый чекист не казался устрашающим. Вполне нейтральный. Он попросил меня рассказать в двух словах. В двух – не получилось. Я увлеклась, разволновалась и говорила, говорила не меньше часа. По-видимому, меня эта история перетряхнула, и хотелось выплеснуть ее из себя.

Мой чекист тоже увлекся и разволновался. Его щеки стали розовые, глаза светились. Он даже похорошел. Я думаю, в его практике не часто встречались такие показания. Буквально театр одного актера.

Когда я закончила свой монолог, мы долго молчали. Потом он вздохнул и сказал:

– Напишите два слова: «Ничего не знаю».

– Это три слова, – сказала я.

Больше меня никуда не вызывали. Я успокоилась и перестала трястись.

Об Антохине доходили разные противоположные слухи. Один слух: его нашли мертвым под мостом, что маловероятно. Чекисты специально распускали такие слухи, чтобы другим было неповадно.

Второй слух: он женился на дочери африканского короля, черной, как телефонная трубка. У нее в зубы вмонтированы бриллианты.

У Антохина в Париже собственный мраморный дворец, с мраморной лестницей внутри. Когда к Антохину приходят посетители, он медленно спускается по этой лестнице в определенном наряде и с определенным выражением лица. Артист. Зять короля. Возможно, унаследует трон и будет править аборигенами с голыми сиськами и в бусах. Карнавал.

Однажды я пришла в Союз писателей по своим делам. Мне встретился чиновник, тот самый, что отправлял меня в туристическую поездку. Он хмуро проговорил:

– Больше вы ни в какую Италию не поедете.

– Время покажет, – ответила я.

Время показало много интересного: перестройка, развал Союза, падение империи, капитализм вместо социализма.

Бедный чиновник погиб в автодорожной катастрофе, а я стала ездить в Италию на термальные воды по два раза в год, независимо от чьего-то решения. Железный занавес рухнул. «Сорок первый» остался без работы.

Наши отношения с Данелией рассохлись, как деревянная оконная рама. Бывает так: «Любишь, любишь человека, а потом – раз, и не любишь. И только жаль своих чувств, которые пустила погулять, а они вернулись с выбитыми зубами и с кровоподтеками на лице».

Эти слова написала хорошая писательница. Видимо, испытала это на себе. Я чувствовала то же самое.

Мы с Данелией расстались, а Лора и Тонино ходили к нему в гости, Тонино лопотал по-итальянски, Лора переводила. Все, как было.

Существует поговорка: «В доме врага не едят». Тонино и Лора ели. Я обиделась и мягко отдалилась без объяснения причин.

Я все понимала: Тонино и Данелия дружат, с какой стати им перестать общаться из-за какой-то Вики. Но я не какая-то, я у себя одна.

Мы с Лорой разошлись как в море корабли. Большая дружба пошла ко дну, как Атлантида.

Телевизионный режиссер Анатолий Малкин решил снять фильм о Тонино Гуэрра и Лоре.

Малкин – талантливый режиссер, и все что выходит из-под его камеры – превосходно. Анатолий не поленился, поехал в Италию, посетил Лору. Она живет в местечке под названием Пеннабеле, что означает «крепкие ноги».

Деревня, а может, это не деревня, а маленький городок, располагается на холмах. Ходить приходится вверх и вниз, надо иметь крепкие ноги.

Я увидела Лору на экране своего телевизора в ее новом качестве. Раньше это была невеста Тонино Гуэрра, теперь – вдова.

Тонино умер в девяносто два года. От рака. Врачи его лечили, лечили, но безуспешно. В один прекрасный день Тонино сказал: «Хватит, пусть врачи оставят меня в покое. Я хочу спокойно перейти из одной комнаты в другую».

Это было его видение смерти. Жизнь и смерть – две смежные комнаты. Одна и другая. Получается, смерти нет. Очень может быть.

Лора почти не изменилась за те сорок лет, которые я ее не видела. То есть какие-то изменения произошли, но суть осталась прежней и брызги радости разлетались от ее улыбки, ее взгляда, ее голоса.

Глаза – те же самые озера.

Волосы она перекрасила в огненно-рыжий цвет. Рыжее с голубым (глаза) – классический колор на древних фресках.

Одета была Лора во что-то невероятное, светлое, свободное. На груди висел шелковый мешочек. А в мешочке расплавленное золото, как застывшая слеза. Лора достала этот маленький слиток из пепла, оставшегося от кремации Тонино. Что это было? Может быть, обручальное кольцо, а может, крестик, подарок Лоры.

Урну с прахом Лора установила во дворе своего дома. Сделала нишу в камне. Что за камень – не знаю.

Рабочий, который выдалбливал нишу, подошел к Лоре и спросил:

– Хочешь, я выбью еще одну, рядом? Для тебя?

– Не хочу, – сказала Лора. – Я туда не собираюсь.

Имелось в виду царствие небесное.

Но ведь когда-нибудь все равно придется…

Рабочему хотелось заработать.

Тонино в своей деревне вытворял невообразимое.

Создал сад из реликтовых кустов и деревьев, когда-то растущих на земле, ныне не существующих. Непонятно, как эта идея пришла ему в голову и где он взял семена. Это все равно что создать зоопарк, в котором разгуливали бы динозавры и птеродактили.

Тонино расписывал стены домов, как художник.

Жители деревни (или городка) гордились своим земляком. Ни у кого в округе не было такого.

Жалею ли я, что рассталась с Лорой? Да и нет. У нас была счастливая дружба, а это – редкость, такая же, как счастливая любовь.

Нет, не жалею. Со временем дружба изнашивается, как платье. Ветшает, как мы сами. А наша дружба с Лорой осталась молодой, неизменной, как луна в ночном небе. Я до сих пор иду за ней следом в гору. Облака касаются моего лица, а рядом бегут белые цветочки.

Наша дружба осталась замурованной во времени, нетленной, как реликтовые деревья из сада Тонино Гуэрра.