Книга Тайны твоего сердца - Дарья Вознесенская

— Я не думал, что все настолько… настолько! Мне казалось это приличным — не приставать к тебе, когда ты в таком уязвимом положении!

Угу. Знаешь, что самое уязвимое для женщины, дорогой? Когда эту женщину игнорируют!

— Ты не представляешь, скольких сил мне стоило сдерживаться! Аделл, Низень тебя за ногу, я не думал, что могу испытывать столько эмоций! И мне было тяжело — и испытывать и… вообще всё! Поэтому я решил вообще ничего не показывать!

Похоже, теперь ты решил все на меня вывалить, как я на тебя… И это приятно, конечно, но поздно… Так, Ада, я сказала поздно! Не смей сразу падать в его объятия!

— Аделл, могла бы сказать раньше, если это тебя так беспокоило!

Опять? Опять сказать первой?! Я ж ему про чувства! Я ж к нему с поцелуями! Я ж не виновата, что он такой не социализированный!

— Аделаида! — завопили прямо под галереей, да так громко, что я чуть с кресла не свалилась.

Вот не надо так орать, говорю же! Мысленно… Замок у нас не столь уж крепок, может и не выстоять. Рухнет — и кто будет виноват?

Или как у Суриковой — “Ищите женщину”? А сам и не при делах.

— Спускайся! — а это прям подо мной. Вроде не проигнорируешь.

Но я сегодня девочка-девочка и капризная донельзя:

— Зачем? Мне и здесь хорошо… — пропела.

— Затем, что мы не договорили!

— А по-моему я все сказала. И ты все сказал. И вообще…

Евор передо мной уже стоял. Нависал, как он мог нависать — то есть зло и мужественно. Опираясь на подлокотники кресла. И лицо близко-близко. Чисто властный властелин. И в глазах — буря. Грудь ходуном. Прорвало так, что любо-дорого смотреть.

Обоих.

А нечего было копить и прятать.

Обоим.

А то вместо экологичных взаимоотношений и разумных разговоров — взрывы слов и взаимные претензии. Эмоционально-нестабильные мы стали такие, что…

Озарение озарило не к месту. Настолько не к месту, что я прям задумалась — может не говорить? А лучше воспользоваться тем, что есть сейчас?

Моим волнением.

Грозой в его взгляде.

Тем, что мы так нестерпимо близко, запредельно громко…

Но Ада не была бы Адой, если бы не сообщила со вздохом:

— Я кое-что поняла.

— Слава пламени! — гаркнул Евор.

— Нет, не по нашему поводу, — протянула с сожалением. — Ну или по нашему, но не в том смысле… Ох, скажу, пока не запуталась. Помнишь мы с тобой обсуждали сумасшествие замка и то, что он развивается с нашим развитием будто — что-то в этом духе? Я еще тогда говорила, что замок усиливает то, что у нас и было в наличии. Есть. Например, твою закрытость и нежелание общаться… ну и все такое.

— Помню, — прищурился.

— Но сейчас мне кажется, что это не замок усиливает… Напротив, те, кто здесь находятся, усиливают состояние Замка. Или мы как сообщающиеся сосуды — подпитываем друг друга. И… в общем, чем больше мы с тобой оживаем — тем больше оживает он.

— Полагаешь, что…

— Ты говорил про избранность — и в этом тоже есть что-то, — перебила, потому что озарение надо было досказать. Иначе пропадет и заветрится, — Может замок ждал именно таких людей? Нас. Такое сочетание… чувств? Чтобы открыться? Чем больше мы чувствуем, тем больше чувствует он. Чувствует нас. И наши эмоции становятся его, мы сбрасываем свою защиту, доспехи, если угодно, как он желает "сбросить" стены. Мы обнаружили в себе сердца… как обнаруживает сердце он. И каждый раз, когда мы идем на сближение, каждый наш поцелуй или объятия или понимание… За этим всегда ведь следовало что-то важное. Определяющее. Ключ, разрушение, знак. Может это звучит и дико, но озарения — они такие.

— Тш-ш…

Хочется обидеться, на то, что меня заткнули — но не буду.

Потому что у Евора у самого вид дикий. И сам он, по ощущениям, впитывает и принимает. Понимает. И черт его знает, что принимает. Потому что заявляет вдруг глухо:

— Есть хороший способ это проверить.

И целует меня.

Сразу как-то всем собой… Губами, телом, разумом, сердцем.

Всеобъемлюще.

И я проваливаюсь в этот поцелуй. Тоже полностью.

Не замечаю, как сижу уже не на кресле, а на его коленях. Это он на кресле теперь…

Как раздираю ворот его рубашки.

Как сама оказываюсь обнажена по пояс.

Мысли путаются и растворяются вовсе. Хотя последняя мысль довольно разумна — что может не стоит делать это здесь? Вдруг Замок подсматривает… Или обрушит галерею в самый ответственный момент. Или еще что. Но думать дальше невозможно. Как невозможно сейчас прервать вот это все.

Даже когда он отрывается ненадолго и смотрит, и глаза его — настоящая Мариинская впадина, в которой я тону. И не выплыву никогда. А я глаза закрываю, потому что смотреть тоже делается невозможно. Только чувствовать. Только трогать, целовать, сливаться в бесконечном: “Да, да, да!”

Кричать, когда он отпускает мои губы, и глухо стонать, когда приникает к ним снова.

Забыть о ритме, о мнимых недостатках, о том, чтобы выглядеть красиво в процессе или двигаться как-то особенно опытно… Просто брать и давать жадно, без устали. Точнее, пока есть хоть какие-то силы.

И ведь Евор не делает что-то особенное. Не находит какие-то мифические кнопки для оргазма, не выключает мои страхи или переживания по поводу того, что я сто лет — ну ладно, чуть больше года — ни с кем не спала и у меня ничего не получится. Не превращается в безумца, рвущего меня на части…

Но делает. Особенное. Необыкновенное совершенно. Потому что будто чувствствует, что мне надо, что я хочу и люблю — и чувствует гораздо лучше меня самой, как я хочу и люблю. А я чувствую его. И не задумываюсь, куда дотянуться своей лаской, как лучше потрогать, как изогнуться, чтобы вызвать его восторг. Не думаю, не вспоминаю — просто делаю на голых инстинктах. И в восторге пищу, потому что это работает. У нас обоих работает.

Потому что так это и должно быть, так это и бывает, когда совпадение на всех уровнях. Даже на молекулярном.

И потому я взлетаю все выше и выше, чтобы рухнуть — и не разбиться.

И потому между нами никакой неловкости после. И когда мы перебираемся в домик и повторяем все это также… и по другому… и много раз лучше… уже на своей постели — на которой я его ждала несколько ночей… Тоже никакой неловкости.

И потому мне так легко оставаться рядом с ним обнаженной, смеяться и болтать, а потом дремать на его плече.

И потому я совсем не обижаюсь, что он не обо мне говорит ночь, когда я засыпаю почти:

— Не знаю, как Замок после того, что было сейчас… Но у меня, похоже, озарение, как ты выражаешься. Мне кажется я понял, почему в той записи говорилось про врата Агриш. И почему мы пока не нашли ключи.