Книга Альтераты. Соль - Евгения Кретова

Девушка опустилась на кровать, дотронулась до лица мокрыми пальцами.

Проклятье шлю на ваше племя!

Что случилось? Что произошло много веков назад, что не дает успокоиться ей?

В мозг ворвался оглушающий крик, срывающийся на визг: «БЕГИ!» Запах горячей полыни, колкая сухая трава под босыми ступнями, ветер в ушах и дикий смех. Поворот головы, ясные глаза и широкая, располагающая улыбка, узкое лицо в обрамлении светлых вьющихся волос, знакомые пряди, падающие на высокий лоб. И имя…

— Княжич, — сорвалось с губ девушки ломким, неверным воспоминанием. Образ, вставший в центр мозаики.

Собственный крик «беги!» настойчиво бился в висках.

Она раскрыла сумку, схватила сотовый, примостившийся поверх вещей, включила: почти разряжен. Но на пару звонков хватит.

Судорожно перебрала варианты. Мама — слишком долго объяснять. Скат и Слайдер без денег. И Орлов ее убьет, если она и их вызовет. Отец? Вообще не вариант.

Перелистнула адресную книгу, торопливо набрала номер:

— Забери меня отсюда, — замешательство в трубке. — Сейчас.

Она посмотрела на подсвеченный синим циферблат: десять тридцать три. У нее около получаса.

4

Тим уже припарковал байк во дворе дома. Белобрысая Светкина голова выглянула из окна и тут же скрылась.

«Что-то натворила», — догадался парень и усмехнулся, предчувствуя, как мать опять начнет его пилить, что он во всем защищает младшую сестру, и именно из-за него она распоясалась и… вот сделала что-то, из-за чего сейчас виновато спряталась.

В кармане завибрировал сотовый. Расстегнув молнию, достал аппарат, бросил взгляд на имя абонента и застыл в недоумении.

Нажал зеленую кнопку:

— Алле.

— Забери меня отсюда.

— Сейчас?!

— Сейчас.

— Что случилось? — он нахмурился, понимая, что ответа все равно не добьется. — Я уже дома. Через полчаса буду. Жди у ворот.

На экране погасла безликая аватарка с подписью «Анюта».

Не заходя домой, он развернул мотоцикл, вывел на дорогу, завел двигатель. Заметил, как в окне снова мелькнула всклокоченная Светкина голова, скрипнула верхняя ступенька на крыльце.

— Тим, — позвал тоненький голосок из темноты. — Ты куда так поздно?

— Домой иди, — он закрепил запасной шлем к сиденью. — Скоро буду.

— Тим!

— Все. До вечера. Через час примерно буду. Может, чуть позже. Пусть Маринка Олегу позвонит.

— Зачем? Что случилось? Тим!

Тим посмотрел на сестру: тоненькая встревоженная фигурка, замотанная в материнский халат, жалась к приоткрытой двери, из дома доносился аромат жареной картошки.

— Ничего. Пусть просто меня ждет, — он забрался на сиденье, оттолкнулся от асфальта. Замер. Обернулся к сестре: — Светка, слышь… У нас сегодня гостья заночует… наверно. Ты мне в зале постели, на всякий случай. А в моей комнате… ну, чистое. Договорились?

— Тима, что-то серьезное?

Не отвечая, он махнул сестре рукой, надел шлем и, дав газу, вырулил на перекресток.

Маринкин женишок, как и было сказано, ждал у подъезда на мокрой после дождя скамейке и курил. Высокий и тощий, как жердь, он походил на голодную гончую.

— Здорово, — коротко ответил на рукопожатие. — Маринка сказала, что ты куда-то вляпался.

Тим захохотал в голос:

— Хочешь сыграть в испорченный телефон — попроси передать важную информацию через младшую сестру.

— Так что, не вляпался?

— Хуже, втюрился, — Тим прищурился, глянул куда-то в сторону, в темноту. Усмехнулся.

Олег сочувственно хмыкнул, затушил сигарету, бросил окурок в урну:

— Так чего надо-то?

— Надо девушку одну из закрытого учреждения спереть.

Олег подозрительно уставился на парня, покачал головой:

— Из ментовки не заберу: Колян в отпуске, а с его замом… бесполезняк. Да и ночь на дворе.

Тимофей потер шею, тряхнул головой:

— Не, не из полиции. Из санатория закрытого, — он назвал.

Олег присвистнул:

— Ща. Костюм тогда напялю. В трениках не прокатит.

— А на байке прокатит?

Олег с сомнением посмотрел на транспортное средство будущего шурина, покачал головой:

— Не-а, на моей поедем.

5

Около восьми вечера Надежда Ивановна припарковала автомобиль у невзрачного бирюзового здания с большими зарешеченными окнами. Белые хлопья тополиного пуха слипались в грязно-серые комья, цеплялись за канализационные люки, путались в траве. Ветер то и дело подхватывал их, разбивал, и осиротевшие хлопья печально касались голых рук прохожих, летели в глаза, как будто искали поддержку. Тяжелый, прогретый за день воздух густо пах липой и надвигающейся грозой.

Засмотревшись на сизо-серые облака, женщина провалилась шпилькой в щель между тротуарными плитками, неловко качнулась. Из будки охранника на нее равнодушно смотрел молодой парень, тусклый, словно погашенный изнутри.

— Я к Михаилу Федоровичу, у меня назначено, — женщина сунула в окошко раскрытый паспорт, стараясь не встречаться взглядом с черными омутами зрачков юноши.

Тот молча вписал ее фамилию в журнал и вернул паспорт.

— Прямо по тропинке, серое крыльцо. Первая дверь налево. Там спросите, — бесцветно пояснил молодой мужчина и отвернулся разглядывать машины на проспекте.

Надежда Ивановна прошла сонной аллеей до бирюзового здания, удаляясь с каждым шагом от столичной жизни, от суеты и забот. Синяя официальная табличка. Серое крыльцо. Женщина дернула на себя ручку — заперто. Нажала кнопку звонка. Подождав, не услышала движения за дверью и уже собралась нажать на черную пуговку еще раз, как железная дверь распахнулась.

— Надежда Ивановна, я вас жду как раз, — высокий, несколько суетливый старик с узкой «чеховской» бородкой приветливо кивнул.

«Вылитый Айболит», — мелькнуло в голове женщины.

«Айболит» между тем блеснул линзами дорогих очков и пропустил посетительницу в пропахший хлоркой коридор.

Стены выложены светлой квадратной плиткой до середины, выше — крашенные масляной краской панели. Вдоль стен притаились приземистые кушетки. Деревянные двери приемного покоя открыты настежь, впускают в длинный коридор запахи цветущей липы.

«Айболит» провел гостью до лифта, пояснил:

— Нам удобнее будет поговорить в моем кабинете.

Та не возражала, мысленно формулируя главный вопрос, удерживая его и радуясь задержке.

Михаил Федорович провел ее в ординаторскую. Устроил в низеньком кресле напротив окна, сам расположился у стола. Сверкнул тонкой оправой.