Книга А ночь была как музыка, как милость - Валерий Столыпин

– Как же она могла нас бросить? Ладно меня, Ванечку, кровиночку родную, как кутёнка слепого…  Доченька, опомнись, милая!

Разве она услышит?

– Женишка себе отхватила. Надолго?  Нагуляется, придёт худая, оголодавшая, опять деньги будет требовать. И где взять денег этих проклятущих. А как помру, тогда что, Ванятку в детдом определят?  Нельзя помирать, никак нельзя. Он мой, родной, всё одно дотяну, выращу. Что бы ни случилось.

Время неумолимо приближало неизбежность. Возраст всё больше давал о себе знать. А доченька как сквозь землю провалилась.

Такого ещё не бывало, чтобы долго так у очередного принца жила.

Решила Степанида в разведку идти.

Кого могла – всех опросила. Выяснила. Что живёт Верочка с нефтяным магнатом местного розлива, хозяином двух заправочных станций, оптового склада ширпотреба, целого ряда лотков на рынке и так, по мелочам, киоски всякие.

По представлениям Степаниды – миллионер. Зовут Зорик. То ли азербайджанец, то ли чеченец.

Ещё сказали, что ему под шестьдесят. Решила она точнее узнать, не вздор ли несут?

Оказалось, правда. И адрес нашла.

Дом двухэтажный красного кирпича, огромный, богатый. Машина во дворе чуть меньше дома, а Зорик тот – сморщенный как сморчок старикан.

Степаниде даже смешно стало, хоть и не до веселья.

Позже испугалась. Как так, молодая ещё женщина и старик, чуть не ровесник ей, матери. Чепуха какая-то.

Дождалась Степанида, когда этот Зорик со двора куда-то уехал, и позвонила в дом.

Долго никого не было, потом окно на втором этаже отворилось, Верочка в него высунулась. К матери так и не вышла.

– Мама, ты чего, ты зачем припёрлась сюда? Уходи быстро, не дай Бог Зорик тебя увидит. Очень не любит он посторонних. Хочешь мне жизнь испортить?

– Верочка, он же гриб трухлявый. А мы, мы-то с Ванюшкой как? Я уже старая, не справляюсь. Если хочешь, живи со своим мухомором, только и нам помоги.  У тебя ведь теперь денег достаточно, вот и давай сыну на прокорм. Я на пенсию протяну, а ему много чего нужно. Вырос уже.

– Какие деньги, мама? Деньги у Зорика, а он нищих страсть как не любит.

– Какие же мы нищие? Мать я твоя, а Ванюшка – сын.

– Сын, не сын, какая разница. Мама, уходи. Не порть мне жизнь, я долго такого Зорика искала. Помрёт, мне всё останется. Может, тогда…

– Дура ты, Верка. Вы хоть расписаны? Наследство. Домработница ему нужна. Хотя, какая из тебя хозяйка. Ты ведь даже готовить не умеешь.

– Мы в ресторане кушаем. У Зорика свой ресторан.

– А Ванюшке твоему и мамке иногда поесть нечего. Не пойму я тебя, дочка. Ты хоть помнишь, сколько мне лет? Скоро, очень скоро, заметить не успеешь, как к Отцу Небесному на поклон отправлюсь,  а ты и знать о том не будешь. Непутёвая ты, Верка. Непутёвая. Наступит и твоей молодости срок. Думаешь, этот гриб в старости о тебе позаботится? Он к тому времени молодую найдёт. Кобель он старый. В молодухе силу мужскую ищет, более ничего. Люблю, говоришь?  Какая это любовь? Одна видимость. Бизнес, как вы теперь  выражаетесь, корысть.

– Если и так, то что? Как вы с отцом жизнь прожить, ничего не имея? Это не для меня. Ваньку ты хотела. Вот и воспитывай. А от меня отвали. И не приходи больше. Смогу помочь – сама приду. Мне здесь удержаться нужно. Вы для меня теперь только обуза.

– Когда ты со своей помощью разродишься, может уже в тебе необходимость пропадёт. Если помру, сына твоего в детский дом определят. При живой матери. А если тебя обнаружат, материнства лишат и назначат элементы выплачивать. Думаю, Зорику  не понравится. Ладно, вижу, сердце твоё каменное. Бог тебе судья.

Сидит Степанида на кухне, на ладони скрюченные смотрит. Страшное зрелище: кожа пергаментная, натянутая, вздувшиеся вены, толстые растрескавшиеся ногти, заострённые пальцы.

Долго ли эти натруженные руки смогут чего-либо по хозяйству делать?

Ванечка спит.

Смотрит она перед собой влажными глазами и ничегошеньки не видит.

Прежде обида была, теперь и её нет.

Пустота одна.

Вся дотла выгорела.

О самой первой любви

За долгую жизнь я слышал немало историй о первой любви. Эта тема волнует практически всех, потому, что память весьма избирательна: из тысяч событий мы запоминаем лишь несколько, которые отпечатались в душе несмываемыми красками.

Отчётливее всего мы реконструируем потрясения и переживания, особенно в драматической и комической тональностях. Это не удивительно: глубинные эмоциональные испытания оставляют яркий химический след.

Наша память по большей части ассоциативна. Много раз замечал, что волевыми усилиями почти невозможно чего-то вспомнить, разве что это было настолько кричащее или красочное событие, что забыть его попросту невозможно.

Другое дело сенсорные или визуальные маркеры, связанные с интересным эпизодом. Я, например, чутко реагирую на сопутствующие приключению или переживанию запахи.

Сладкие, пряные, терпкие, вкусные и противные, ароматные и удушливые, они моментально запускают цепочку некогда пережитых впечатлений, услужливо реставрируя основательно стёртые, выцветшие впечатления далёкого прошлого.

Разговорившись с соседкой, встреченной на автобусной остановке, на которой мы вылезли вместе, возвращаясь с работы, честно говоря, я и темы беседы не могу вспомнить, потому, что дальнейшая череда случайностей затушевал, размазал по холсту событий инцидент, сфокусировавший на себе весь спектр моего внимания.

Скорее всего, тема общения была увлекательная, раз я не заметил, как вступил ногой в нечто гадкое и омерзительное, непонятно как появившееся на тропинке к дому.

Почуяв резкий аромат человеческих испражнений, Верочка смутилась и покраснела.

Можете представить, что в тот момент чувствовал я. Мне хотелось провалиться сквозь землю, по крайней мере, я был готов убить на месте злополучного шутника с извращённым чувством юмора, который организовал эту диверсию.

Как я перед девушкой извинялся и какими шпионскими тропами пробирался к себе домой, пересказывать не хочется. Эмоциональный коктейль был взбит основательно.

Когда мне всё же удалось ликвидировать последствия аварии, немного упокоенный, я рассказал об этом происшествии жене.

Мы были молодые, лишь недавно создали семейную ячейку и довольно легко справлялись с любыми потрясениями. Естественно, что доверяли друг другу полностью, поэтому я не счёл достаточным основанием для того, чтобы скрыть происшествие, свой стыд.

Как же она смеялась.

Совсем недолго. Память предоставила Лизе сюжет из личных воспоминаний в той же тональности.

– Тьфу, какая гадость. Неужели нельзя было отойти несколько шагов в сторону? Если интересно, могу тоже подобный случай рассказать.