Книга Женщина с Марса. Искусство жить собой - Ольга Нечаева

Возможно, поэтому мои дети растут в гибком подходе. Я пробую и смотрю, что прилипнет. Позволяю дрейфовать, искать, находить, бросать, увлекаться.

И точно не знаю, что именно вырастет. Но совершенно уверена, что у них будет больше шансов найти себя, выбрать себя, выбрать по себе.

Ведь именно этому умению, этому Искусству Жить Собой они учились с раннего детства.

– И что же вырастет из таких детей, кроме «снежинок»?

– Для начала – люди, умеющие любить, выбирать и жить свою жизнь.

Когда дочери было два года, я говорила: «Ты моя маленькая, моя малышка. Я не дам тебя в обиду. Ты можешь на меня положиться. Я тебя люблю. Я всегда с тобой».

В четыре года я говорила: «Тебе сложно, ты растешь. Все придет. Всему свое время. Я тебя всегда поддержу. Я тебя люблю, я всегда с тобой».

В шесть лет я говорила: «Тебе сложно, не получается, это тяжело. Попробуй еще. Если тебе нужна моя помощь, скажи. Я тебя люблю, я всегда с тобой».

В восемь лет я говорила: «Ты можешь и справишься. Тебе придется потрудиться, но я уверена в тебе. Я готова помогать, но жду труда от тебя. Я тебя люблю, я всегда с тобой».

В десять: «Защищай свое, даже от меня. Ошибайся. Пробуй еще. Настаивай. Я помогу. Я тебя люблю, я всегда с тобой».

В двенадцать: «Это твой выбор. Если тебе интересно мое мнение, я скажу. Если тебе нужна моя помощь – проси. Я тебя люблю, я всегда с тобой».

А потом когда-нибудь я скажу: «Это твоя жизнь. Доверяй себе. Я тебя люблю, я всегда с тобой».

А потом когда-нибудь меня не спросят.

А потом, когда-нибудь, меня не будет.

И она столкнется с нелегким решением, будет метаться: что же делать? И услышит внутри: «Ты способна принять решение сама. Доверяй себе».

И у нее будут сложности на работе, и будет страшно и неуверенно, и внутренний голос скажет: «Ты можешь и справишься. Придется потрудиться».

И она будет сталкиваться с отказом и неудачами и, оставшись одна, не будет сама себе говорить: «А чего ты хотела?», «А это еще заслужить надо», «А с какой стати тебе положено?», – но услышит: «Тебе сложно, не получается, это тяжело. Попробуй еще».

И когда-нибудь жизнь ударит ее больно, и она будет одна, надломленная, потерянная. И голос ей скажет изнутри: «Ты моя маленькая. Моя малышка».

Пусть все наши выросшие дети, когда их ударят в самое сердце, когда не захочется ни жить и ни дышать, не услышат внутри: «Хватит уже ныть, не маленький».

Пусть, когда у них родятся их собственные дети, когда мир вдруг сотрясется и разломится от невозможности случившегося, в этом новом, чудном, странном состоянии они посмотрят на этот комочек и скажут, не задумываясь: «Я тебя люблю. Я всегда с тобой».

Иногда я ловлю себя на жгучей зависти.

Вот есть девочка. Она саркастически шутит, жутко долго собирается, разбрасывает на полу грязную одежду и прячет грязные тарелки под кровать, ростом с маму, волосы синие, в рюкзаке крошки, рисует страстно, сутулится, любит кота. Девочка такая. Колготки мятые, руки в чернилах, глаза синие. Ну, девочка…

Вот есть мальчик. Жуткая зануда и паникер, сильными руками притянет за шею обнять – прям ох, ладошка сухая, теплая, крепкая, забирает сумки, вопит как резаный из-за ерунды, жутко во всем сомневается и страхами изводит, ловкий, круглоголовый, слушать не умеет. Мальчик как мальчик. Все по ящичкам и коробочкам, бежит вприпрыжку, конфетки-колбаски, ямочки на щеках. Такой вот мальчик.

И вот каждый день, многие годы, тысячи дней и тысячи вечеров, я сижу у кровати в темноте, обнимаю и говорю на ушко: «Я тебя люблю. Ты мой любимый».

Они ничего не отвечают. Они даже в лице не меняются. Будто бы я сказала какую-то обыденность, мол, носки с пола убери. Они сопят довольно, закутываются коконом в одеяло и остаются засыпать, глядя в темноту, со своими мыслями, размышлениями, картинками в голове. Им снятся сны, как они летают, они шепчут свои истории и сказки, прячут секретики под подушки, ворочаются, просят водички.

Ничего не меняется в их мире, небо не падает на землю, они не остаются, замершие, потрясенные, боясь потревожить, боясь разомкнуть объятья, цепляясь. Они продолжают жить, сопеть и быть просто мальчиком и просто девочкой, будто бы только что случилась самая обыденная вещь. Мама наклонилась и прошептала на ушко: «Я тебя люблю. Ты мой любимый».

Как будто бы не надо за этим богатством, редким, неприкосновенным, недостижимым, ползти сквозь арктический холод, не надо заслуживать ранами и шрамами, выслуживать терпением и молчанием, выбирать из гречки Золушкой, выжидать Аленушкой. Оно вот такое – на, бери, легко, хоть каждый день.

«Я тебя люблю. Ты мой любимый».

Они так легко это принимают.

Как будто не отдали за эти слова всю душу, и еще и сдачу оставьте себе.

Как будто так и надо.

А может быть, так и надо?

У всего есть обратная сторона. Если мы нацелены на то, чтобы пробежать марафон, добить работу до дедлайна, выволочь неподъемное, закончить чертов ремонт, мы вынужденно приносим в жертву чувствование. Если в процессе прислушаться к телу, оно закричит о том, как оно устало, как хочет спать, несмотря на дедлайн, как ломит спину, как все раздражает, но мы собираемся и добиваем, заканчиваем, выносим.

Можно идти в город, а можно идти по дороге. Если по-настоящему втянуться в ходьбу по дороге, в похрустывание гальки, в тени деревьев, в голоса птиц, в ощущение шага, дыхания, неба над головой, то мы придем в город позже или вообще плюнем и пройдем мимо. Родить к концу смены или родить естественно – разные роды.

Я многого добилась в жизни, и многое было добито достигаторски. Когда выполнена обязательная программа, наступает время произвольной – возможности принять другую себя, прислушивающуюся, сосредоточенную, внимательную, телесную.

Я очень многое про себя узнала, сместив фокус внимания от целей на себя. Например, я узнала, что мое тело любит, хочет и будет есть мясо, какие бы идеологии меня ни окружали. Что я сова, и лучше всего работаю по ночам, а не с утра. Что красное, а не белое, кислое, а не сладкое. Узнала, что я вообще не могу носить серьги, что не переношу шерсть и люблю синтетику, что мне необходимо бывать одной в тишине и что я устаю от музыки. Что терпеть не могу говорить по телефону даже с близкими, но люблю переписываться и смотреть в глаза. Что я люблю завтраки в одиночестве и ужины в компании. Что не люблю воду, не люблю солнце, юг, жару и люблю прохладу и ветер. Что я не ревнива и люблю спать в кровати одна и в ду́ше мне не думается, а думается на трассе.

Я всю жизнь мечтала быть астенически ломкой. Трава зеленее на другой стороне, как говорят англичане. Я как-то попросила одного мужчину еще до того, как его увидела: опиши себя. Не знаю зачем, ведь были фотографии. И он описал свое тело как будто мазками краски, красиво и завораживающе. У нас потом была любовь, и она разбила мне сердце.