Книга Табу - Жасмин Майер

Каждый мой поцелуй на ее теле — это выражение моего восхищения. Я готов боготворить ее, если она позволит. Если она не любит себя, я буду любить ее. Если она будет в моих руках, я найду силы, чтобы дать отпор отцу.

Ее светлая кожа на вкус, как сливочный пломбир. Она стонет, не таясь, изгибаясь, вороша пальцами мои волосы, пока я прикусываю и катаю на языке ее соски.

Это чудесное преображение не перестает меня удивлять. Из холодной глыбы льда под моими губами она превращается в отзывчивую и страстную женщину, которая дразнит меня движениями своих бедер.

Моя кожа после работы на стадионе темнее из-за загара, и пальцы резко выделяются на тонкой талии, когда я веду ниже. К застежке на ее брюках. Короткую молнию нахожу спереди, припускаю ее и впиваюсь ртом в кожу на животе. Веду языком вокруг пупка, и Ксения дрожит крупной дрожью в моих руках.

Протискиваю два пальца под трусики, и она ахает, приподнимается и вращает бедрами мне навстречу. Губами я ловлю ее грудь, наслаждаясь громкими стонами, как вдруг Ксения скатывается с моих колен. Замирает на полу, между разведенных ног, и смотрит расширившимися зрачками снизу-вверх.

— Что ты?…

Не успеваю договорить, потому что она проводит по члену, через ткань, а после дергает на себя ремень и как-то молниеносно расправляется со всей остальной моей одеждой.

Не верю своим глазам.

Похоже, я сам себе завидую, обмирая от предвкушения.

Ксения проводит пальцами по всей длине, по выпуклым венам и мельком облизывает губы, а после вбирает головку в рот.

Охренеть.

Это слишком хорошо, чтобы продержаться долго.

— Ксю, иди ко мне, не надо…

— Просто заткнись, — быстро шепчет она. — Ты понятия не имеешь, сколько я мечтала об этом.

Она?

О минете?!

Желание спорить или разговаривать быстро пропадает, стоит ей снова обхватить мой член губами. С вопросами действительно можно повременить. Откидываю голову назад, ртом хватая воздух, умоляя себя сдержаться. Может, мне удастся, если я не буду смотреть.

Но не смотреть я не могу.

Даже в самых дерзких мечтах я не рассчитывал на то, что сегодня мне откроется этот восхитительный вид.

С голой грудью, между моих разведенных ног и прикрытыми веками, румяная Божья Коровка глухо стонет, как будто сама испытывает ту же лавину эмоций, которая вот- вот накроет меня. Вибрации ее стонов подводят меня к краю, а я слишком давно не касался даже самого себя, чтобы вытерпеть этот марафон.

И когда она поднимает взгляд…

Это становится последней каплей.

Я убираю руки с ее волос, чтобы не принуждать к тому, чего ей делать не хочется. Но Ксени опять удается удивить меня. Прикрыв глаза, она глотает все до последней капли, а

После я притягиваю ее к себе, обнимаю. Она водит руками по моему лицу, волосам, смотрит захмелевшим от желания взглядом и улыбается припухшими губами.

— Не представляешь, какой ты красивый, когда кончаешь.

Я давлюсь собственным вдохом и кашляю. Язык не слушается от эмоций, от сказки наяву.

— Это ты красивая, — все-таки выдыхаю. — Вот такая, без косметики. С ярко- красными губами без капли помады…

Ставлю ее на ноги между своих ног и стягиваю с нее штаны вместе с трусиками. Провожу языком, наслаждаясь ее возбуждением. Она стонет и сгибается, скребется пальцами, зарываясь в мои волосы, и выдыхает:

— Да…

Опрокидываю ее на кровать, шире разводя ноги. Ласкаю языком и пальцами, чувствуя, как крепнет мое собственное возбуждение. Воздаю хвалу ее телу, запаху и вкусу. Облизываю каждый сантиметр. Запоминаю реакцию и обрушиваю все свое внимание той части ее тела так, что она выгибается дугой на моей узкой кровати и стонет мое имя.

Ксения еще подрагивает, когда я поднимаюсь выше, нависая над ней на вытянутых руках. Ее глаза распахиваются от удивления, когда я провожу твердым членом между ее ног.

— А вот теперь, довольная и счастливая, ты еще красивее… — целую ее нос, щеки, лоб.

Осыпаю всю поцелуями, надеясь, что однажды она все-таки поверит в свою запредельную уникальность.

— Подожди… — вдруг слышу. — Хочу иначе.

Приподнимаюсь, глядя на то, как она спиной ко мне встает на колени, грудью опускаясь на кровать.

Господи, разве этот день не мог стать еще лучше?

Глава 26. Ксения

Из здания общежития я почти выползаю. Коленки дрожат. С губ не стирается улыбка и, слава богу, что кругом уже ночь.

Надо мной горят желтыми квадратами окна. Вокруг по-летнему теплая ночь, и из открытых окон льется музыка. Из каждого своя. Смех, разговоры и обрывки мелодий наслаиваются, как полосы сахарной ваты на палочку.

В моей воображаемой картотеке, где я храню ароматы наших встреч, ко всем мгновениям, проведенным рядом с Тимуром, теперь присоединяется, наверное, самое лучшее. Я снова разбираю каждую минуту на атомы, стараясь запомнить и этот безветренный воздух, что напоен цветущими сиренью и каштанами, и то, как моя кожа пахнет мужской туалетной водой и ванилью сливочного мороженого. Это был тот же пломбир, каким он угощал меня в прошлый раз. И после него поцелуи были холодными и сладкими.

Учебный год окончен, и с каждым вдохом я заново вспоминаю, каково это, когда впереди только беззаботное лето, сочная черешня и бесконечное чтение пожелтевших от времени книжных страниц. Я бы все отдала, чтобы теперь моей единственной проблемой было, как одолеть список литературы на лето.

Как сложилась бы моя жизнь, если бы меня не отдали в восемнадцать лет совершенно неподходящему мужчине? Если бы мы, пусть и поздно, пусть и разные, но все-таки встретились с Тимуром? При других обстоятельствах, без этого горького привкуса осуждения на губах и без гильотины, нависшей над нашими головами. Когда она сорвется? Никто не знает.

Я никогда не уходила от любовника вот такой, как сейчас. С горящими от поцелуев губами, ступая по земле так легко, как настоящая балерина, которой мне не суждено было быть. Мои щеки полыхают румянцем, стоит закрыть глаза. С ним я делала то, что никогда не делала раньше. Просила его о том, о чем не просила ни одного другого мужчину. Почему же все именно так несправедливо и никак иначе?

Заворачиваю за угол дома, где только лужи света на асфальте фонарей. Тимур хотел проводить меня, но я настояла, что сама дойду до ворот, где меня должно ждать такси. Мы оба не верили, что на Сергея напали на территории интерната, а потому казалось, что бояться мне нечего.

Одинокую сгорбленную фигуру замечаю сразу. Запах курева улавливаю чуть позже. Красная точка не двигается, будто сигарета так и висит на губе.

Просто кто-то курит, прячась в полумраке. Что в это такого?