Книга Убийство в Пражском экспрессе - Иван Любенко

— Едем, и не забудьте оружие.

— Я готов.

II

Пражское отделение организации «Центр действия» собралось в полном составе. Председательствовал Кисловский.

— Господа, прошу почтить вставанием нашего соратника Абрама Осиповича Кутасова. Светлая память… Прошу садиться.

Несомненно, его убийство — дело рук большевиков. Да, мы несём потери. Идёт война и враг жесток. Но мы не можем отступить. Иначе Россия на столетия, а может и дольше, окажется во тьме. Миллионы людей просто исчезнут. Красные уже сейчас ссылают в изобретённые ими концентрационные лагеря разные сословия: дворян, купцов, священников… Всех бывших представителей правовой системы государства они безжалостно уничтожают. Наша организация, в моём лице, получила серьёзный кредит в банке «Славия» в один миллион английских фунтов наличными. Поручителями, то есть фактическими донорами, являются многие наши друзья не только из Праги, но и из Лондона, Парижа и даже Североамериканских Штатов. Завтра утром из Хеба вылетит бомбовоз. Он доставит в Россию первый выпуск авиаторов, закончивших лётную школу, к основанию и работе которой мы приложили немало усилий. И миллион фунтов тоже полетит на «Голиафе». Для этого нужен сопровождающий. Нет никого сомнения в том, что это архиопасное мероприятие, поэтому никому из вас я не могу приказывать отправиться в полёт. Как мне объяснили, предстоит дополнительная посадка для дозаправки, а на земле, как, кстати, и в воздухе, всякое может произойти. И иметь при себе оружие просто необходимо. Его выдадут перед полётом. Но для успокоения скажу, что на борту будут так называемые парашюты — это новое изобретение, своеобразные матерчатые ранцы-зонты, позволяющие покинуть бомбовоз в случае опасности и долететь до земли в невредимом состоянии. Того из нас, кто полетит, обязательно проинструктируют, как этим «зонтом» пользоваться. Это всё, чем я могу утешить нашего посланника. А теперь самое главное: мы бросим жребий. Пусть сама судьба выберет того, кому предстоит оказаться в воздухе всего через несколько часов. Замечу, что из-за уже немолодого возраста я вычеркнул из списка лиц, допущенных к этой рулетке судьбы, нашего уважаемого профессора Алексея Степановича Лошакова и вашего покорного слугу. Вряд ли от нас будет толк, если придётся вступить в бой. Исключены так же Владимир Трифонович Рапальский — полномочный представитель Александра Васильевича Колчака в Чехословакии и редактор «Славянской зари» Пётр Фёдорович Ефимов. Им по роду своей деятельности нельзя перепоручить свои обязанности третьим лицам. Слишком ответственные посты. Автомобиль в Хеб под парами, да и чемодан с наличными уже готов. Ну что, приступим-с?

— А зачем бросать жребий? Позвольте мне полететь? — воскликнул Милосердов, бывший директор гимназии из Костромы.

— Отчего же именно вы, Павел Емельянович? Почему не я? — возмутился эсер Астраханский.

— Это ни в какие ворота… — покачал головой некогда советник губернского правления Вятской губернии Вельможко. — Я тоже готов отправиться в это воздушное путешествие.

— Позволю заметить, Антон Францевич, что это не «путешествие», а ответственное задание. И к нему надобно относиться соответствующим образом. Считаю, что лучшей кандидатуры, чем я, вам не найти, — напыщенно выговорил писатель Долинский.

— Не забывайте, друзья, что я учился на доктора. А врач очень даже может пригодиться. Позвольте мне сопровождать деньги, — скромно вымолвил бывший самарский аптечный магнат Сухарев.

Эсер Астраханский поднялся и, оглядев присутствующих, изрёк:

— Прошу прощения, господа, но мне кажется, ни один из вас не участвовал в настоящих боях. Носить с собой оружие — не значит уметь им владеть. А у меня опыт имеется. Я дрался сначала — уж простите покорнейше! — с царскими жандармами, а потом и с большевиками. И это никаким жребием нельзя устранить. Лететь должен я. И точка. Предлагаю на этом закончить ненужный спор. В Хеб вёрст сто семьдесят на автомобиле, не меньше. И кто знает, что может случиться ночью в дороге. Полемика неуместна. Еду я. На том обсуждение и закончим.

— Ну уж нет! — подскочил Милосердов. — Я тоже, если придётся, и стрелять сумею, и бомбы смогу бросать. И не хуже вашего, поверьте! Постою за матушку Россию! Нам учителям не привыкать выступать за правое дело!

— Особенно если оно большевистское, не правда ли, Павел Емельянович? — раздался насмешливый голос, и в комнате возник Ардашев.

— Позвольте, Клим Пантелеевич, кого вы имеете в виду, — напрягся бывший директор гимназии.

— Вас, сударь, вас, — Ардашев усмехнулся. — Господин Милосердов сказал правду. Он, и в самом деле, отлично владеет всеми видами огнестрельного оружия, но лучше всего — опасной бритвой. Ему нравится смотреть, как тонкое лезвие рассекает кожу, как выступают первые, точно кровавая роса, капли на разрезанной человеческой плоти. А ещё он нашпиговывает взрывчаткой посылки и книги, вставляет в граммофоны боевые гранаты, и стреляет в затылок через подушку так, что выстрела почти не слышно. Одним словом — профессионал.

Ардашев трижды с интервалами хлопнул в ладоши, точно фокусник, объявивший, что из шляпы покажется кролик:

— Прошу любить и жаловать: резидент военной большевистской разведки — товарищ Милосердов! Собственной персоной!

— Сударь, как же вы глупы! — ничуть не смущаясь, ответил директор гимназии и, оглядевшись, осведомился: — Господа, вы позволите мне вызвать этого зарвавшегося фантазёра на дуэль? Надеюсь, это не противоречит правилам нашего братства?

Никто не проронил ни слова.

Милосердов огорчённо покачал головой.

— А, впрочем, вы и этого не стоите. Соблаговолите предъявить доказательства ваших слов. А если их нет — будьте мужчиной, пустите прилюдно себе пулю в лоб. А докажите обратное — застрелюсь я. Идёт?

— Идёт. Тогда я начну с главного. А косвенные улики оставлю для чехословацкого суда.

Клим Пантелеевич положил на стол конверт.

— Перед вами предсмертное покаянное письмо поручика Бараевского, лётного инструктора из школы авиаторов в Хебе. Он послал его из Праги, куда приехал на свою последнюю встречу с этим большевистским шпионом. Господин Милосердов сумел его завербовать, обещая спасти его брата, бывшего судебного следователя, оказавшегося на территории, занятой красными. Выполняя указание Милосердова, Бараевский пронёс на территорию лётной школы бомбу с часовым механизмом, закамуфлированную под книгу. Как следует из письма поручика, пятилетний сын начальника школы капитана Ильина случайно её нашёл. Взрыв произошёл неожиданно. Пожертвовав собой ради сына, капитан Ильин погиб. От многочисленных ран скончалась и его супруга.

— Это неумелая провокация. Какие-то каракули подбросили. Да мало ли умалишённых на белом свете, Клим Пантелеевич? Небось, пьянствовал этот поручик, да и дошёл до белой горячки. Ну что вы, право слово! А казались вполне приличным человеком, — Милосердов смотрел на Ардашева, не моргая, словно колол пикой на расстоянии.

— В этих «каракулях» упомянуты инструкции по конспирации, которые вы давали поручику. Он пишет, что ещё до взрыва вы сообщили ему, что будете ждать его в пять пополудни каждый второй, четвёртый и шестой день рядом со старой липой справа от входа в синематограф «Пате» в Эдене, напротив фотографического салона. Помните?.. И угораздило же вас выбрать место напротив этого самого фотоателье? Поручик был не глуп. Он заплатил фотографу, который и снимал вас добросовестно через стекло во второй, четвёртый и шестой день недели. Эти фотокарточки аккуратно надписаны на обратной стороне, на них проставлены даты, они упакованы в конверт и отправлены в Хеб по адресу, указанному Бараевским, то есть в лётную школу.