Книга Запрещенный Союз – 2: Последнее десятилетие глазами мистической богемы - Владимир В. Видеманн

Наконец зикр обрел кристальную четкость самурайского боя. Хайдар-ака наскакивал на меня всем корпусом с криками фанатика-шахида, а я выставлял защитные блоки в технике «железной рубашки», атакуя его по принципу «земля-воздух-земля». В какой-то момент ака предпринял решающий жест, прыгнув на меня с боевым кличем ногами вперед, но я, присев в стойку змеи, перебросил его через себя дальше, по направлению естественной траектории полета стокилограммового корпуса. Раздался звон разбитого стекла, вместе с которым силы тела и разума меня оставили.

Очнулся я от холода. Открываю глаза и с крайним удивлением констатирую, что все мое тело запорошено снегом! А вместе с телом — и пол. Вот это номер! В попытке осмыслить ситуацию оглядываюсь вокруг и обнаруживаю, что снег задувает в комнату снаружи через полностью высаженное окно. Это был первый снег сезона. Ирина оставалась единственным вменяемым свидетелем имевшего накануне место зикра-бусидо. Хайдар, как и я, зафиксировал лишь отдельные его фрагменты. Выяснилось, что в результате последнего сета, когда я перепрофилировал полет шейха, тело последнего влетело головой вперед в окно и, пробив двойные рамы, вышло почти по пояс наружу. Хайдар-ака рассказал, что самого момента полета не помнит, но свежий ночной воздух привел его в сознание:

— Открываю глаза и вижу над собой звезды. Ну, думаю, что-то не так! Потом обнаруживаю, что по локти высовываюсь из окна. Хотел вылезти назад, но тут оказалось, что осколки разбитого стекла торчат, как длинные острые кинжалы. Как протащить тело через все эти кинжалы, непонятно. Я решил для начала еще немножко подышать свежим воздухом, чтобы окончательно прийти в себя, но на самом деле снова заснул. Опять проснулся, когда уже пошел снег.

Ирина все это время сидела, запершись на кухне, не рискуя появляться между активно действовавшими фронтами. И лишь по достижении камлавшими состояния полной фаны приступила к транспортировке бесчувственных тел к местам отдохновения от трудов дневных.

Между тем Хайдар-ака рассказал, как его навещала Кристина. Она приехала из Средней Азии в Москву, мощно про-инспирированная всем там увиденным и услышанным. Кристина передала шейху ярлык и была им принята в соответствии с традициями ордена. Впрочем, она была далеко не единственной француженкой, инициированной в тайны хо-джагоновской метафизики. Одна из парижских devotee[125] шейха, по имени Пакита, долгое время работала во французском посольстве в Москве. Она была замужем за другом Хайдара Валерой Блиновым, который, пользуясь дипломатическими каналами и своим статусом супруга иностранки, постоянно мотался в Париж и привозил оттуда заказываемые мастером книги. Возила такие книги и Пакита, соучаствуя тем самым в великой гуманитарной миссии распространения печатного слова.

О легендарной француженке я много слышал из уст самого аки, но никогда ее не видел. Слишком глубоко она была законспирирована. Уже позже, в 1993 году, я с ней случайно познакомился на выставке «Арт-Гамбург». Дама оказалась хорошей знакомой ряда моих друзей из богемной среды. К моменту нашего знакомства в Гамбурге легендарная француженка жила в Риме в качестве, насколько я понял, любовницы одного из тамошних крупных галерейщиков.

Тула и Мирко, наши заграничные контакты, вопреки нашим наивным ожиданиям нужных справок не привезли. Но и не отказали. Тем не менее мы с Ириной решили на месте не сидеть и продолжать поиск. Для этого нужно было остаться жить в Москве — что мы и сделали. Первоначально мы поселились в подмосковном Краскове, в доме, описанном в повести Константина Сереброва (молдавского ученика Степанова) «Мистический андеграунд» как «шкатулка».

Красково — вообще особое место, с мистической историей. В тридцатые годы двадцатого века здесь, согласно книге Николая Субботина «Алхимия НКВД», располагалась секретная лаборатория ОГПУ группы под руководством академика С. Савельева. Целью «шарашки» было изучение алхимической литературы, раскрытие секрета философского камня и получение золота, а также создание эликсира жизни для нужд советской элиты. В книге приводится ряд фотокопий исторических документов за подписями известных лиц государства, включая Сталина и Менжинского.

«Шкатулку» снимала Лена Кот. Использовался дом в основном под базу степановской тусовки: тут часто бывали и сам Володя, периодически читавший лекции, и Лина с дочкой Дракончиком и подругой Любой-художницей, и Хайдар-ака, и разные люди из орденской среды. Люба помогла мне организовать группу йоги, состоявшую в основном из художников, с которыми мы занимались пару раз в неделю разного рода физическими упражнениями и мистическими практиками на квартире у одного из энтузиастов. Самым странным из всех участников был Коля-кагэбэшник. Молодой человек в самом деле после института попал работать в КГБ — гонять хиппов. Карьера начинающего офицера продолжалась ровно до того момента, пока к нему в западню не попала Оля — подруга Иры Щелковской. Используя свои тайные познания в области фрейдизма и магию И-Цзина, Оля в процессе профилактической обработки быстро объяснила Коле, что такое солома[126] и с чем ее едят. Так что парень в конце концов выменял, образно говоря, табельное оружие на баян. Его списали нахер без выходного пособия через дурку. То-то он потом радовался: «Слава тебе, Господи, вырвался из лап сатанинских, благо, Оленька-душенька помогла!»

Позже Йокси про этого падшего агента вспоминал: «Было это в 1981 году. Вернулся я из Бурятии (с Багратом расстался на станции „Юго-Западная“) на автобусе, завалил к своему приятелю-художнику Андрюше Дубенскому, который с транквилизаторов не слезал и до того обленился, что не хотел вставать из-за стола, когда работал. Он создал при помощи маленьких блоков и ниток систему подачи инструментов и материалов… Ну вот. Его подруга Ирина, уставшая от шизы и импотенции Андрея, познакомила меня с Надей Розановой, правнучкой русского философа. Надя была помолвлена с московским художником Юрой Маркиным…

В общем, стали мы жить втроем. Я — на правах любовника. Но мелкий собственник во мне взбунтовался, и пошел я в атаку. Говорю Надюше: мол, так не по-людски. Давай со мной, или я дальше, в Таллин, поехал. Она мне начала про то, что, дескать, не разобралась еще, кого больше любит. Ну, мне это только агрессивности прибавило: „Поехали к Оле, моей приятельнице“. Надя согласилась.

Когда на пятый звонок нам никто не открыл, я подумал, что ошибся дверью, и стал спускаться… Оля открыла дверь, огляделась и, по-крысиному подняв нос, как бы обнюхала нас. После стандартных приветствий последовал приятный вопрос:

— Есть хотите?

— Конечно. И курнуть. И поспать.

— Все есть, кроме поесть. Но зато попьете водички-болтушки, приколетесь.

Слегка скиснув, я представил себе самовар и целую связку бубликов на московской кухне.

…Стену слева очистили от штукатурки, и на красно-кирпичной кладке какими-то тоскливыми цветами была вымучена болезненная, наркотская художественная шиза. За столом на трех табуретках сидели семь человек. Как ни странно, нам с Надеждой тоже нашли краешек на пол-ягодицы. Все ждали, когда будет готов раствор. Повсюду — на столах, на полках — стояли банки с воронками, и через толстые ватные фильтры на дно банок капала жидкость.