Книга Катарсис. Темные тропы - Виталий Храмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она вздохнула, шмыгнув носом:
– И сейчас люблю. Но и – ненавидела. А он только ржёт. Да так, что стёкла дрожат, а свечи вспыхивают. И захотела я его проучить. Отомстить. Да… пристрастилась. Нашла… отдушину.
Она вновь вздохнула, чувствую спиной – ссутулилась, голову повесила.
– Мужа обесчестила. И – не раз. А он – знал. И делал вид, что не знает. Стал не просто коровой называть, а гулящей, похотливой коровой. И старой коровой. Дура!
Молчу. Её жизнь. Не мне её судить. Вон сама себя судит. Выговориться ей надо. А кому она ещё это скажет? Кто не использует все эти сведения против неё? Кто не посмотрит потом презрительно? Верно – полумертвец. Я.
Такие исповеди люди обычно доверяют тем, кто не проболтается. Дереву, Богу, небу, ветру, надгробью. Мне.
– А потом появился он. Северянин. Северная Башня. Это ведь я его так назвала. Ты прости меня, но после моего демона, мне обычный человек – что пальцем в колодце водичку погонять. А он – как башня! Белая Башня. Тоже седой. И кожа белая. Пьян он был – до беспамятства. Всё что-то буробил на чужом языке. Заставлял меня делать то, чего благородная жена и не слышала никогда. Утром я поняла, что – влюбилась. Как кошка – без памяти. Даже не в него. А в… Потому и назвала его Северной Башней. Ох! Как я была счастлива! Мой демон покроет, как бычок – отвалиться. А этот – играл мной, как кошка с мышкой. С ума сводил. Совсем как ты.
Она опять заревела.
– В то утро я шла домой самой счастливой женщиной на свете. Я и не знала, что женщина может быть так полна любовью! Когда всё, что есть в тебе, болит и поёт от счастья!
И опять ревёт. Сквозь слёзы:
– Это было последнее утро моей счастливой жизни. Потом началось такое! Что только потом я поняла, какой я была дурой и не ценила собственного счастья! Ты спрашиваешь, почему я ненавижу Северную Башню? Так с него всё и началось! С него – завертелось! Такое, чего я даже помыслить не могла! Демоны, Ордена, Паладины, Наследники Драконов, Повелители Магии, Архиличи, Повелители Мёртвых, Святое Воинство, Черное Братство, Охотники, Красная Звезда, Инквизитор, Император! Да я половину этих названий не слышала до этого! А теперь всё это – моя жизнь!
Она уже кричала, вскочив. Плащ соскользнул в мои руки.
– Это не жизнь! Это – проклятие! Кара небес! Мне! За то, что не только предала мужа телом, но и душой. Что полюбила. Другого! Что понесла от него, а не от того, кто мне богами был завещан!
– Откуда тебе знать, что Северная Башня – не от богов? – спрашиваю я. – Их промысел нам, простым людям, не понять.
– А такое может быть? – спросила она, разом сдувшись, обратно заворачиваясь в плащ, вворачиваясь в мои объятия. – Что – богами – да оба?
– Да кто мы, чтобы постичь их промысел? – усмехаюсь я. – Я же тоже не знаю, как я оказался на твоём пути в минуту твоего отчаяния.
Но мои слова вновь расстроили её. Она стала как-то меньше, тихо сказав:
– Я звала их. Обоих. А пришёл – ты.
Я пожал плечами – бывает!
– Вот этого и боюсь. После северянина мой демон так приревновал меня, что возлюбил, как будто забыл все годы совместной жизни. Будто мы только-только из-под венца вышли. Даже девок своих всех забросил. Всю меня заемучил! Я думала, вот оно – счастье! Меня любили так, как я не знала, что бывает.
Она замолчала. И мне нечего сказать. Просто неприятно всё это слушать. Ревную? К бывшим? К уже ушедшим в Вечность? Глупо, но это так.
– А потом – начался кромешный кошмар. Из высшего счастья – на самые глубины отчаяния. Всё, что у меня было – всё было разрушено, всё было уничтожено, всё – убито! Светогор, мой огненный демон, пал от рук этих высокомерных святош. Говорил, что это – дело чести. А то я не знаю, почему он искал смерти. Как раз – дело чести. Его чести, которую я затолкала башней северянина в собственный зад! Наследник – только повод! Ему было невыносимо жить. Он так любил меня, что не смог с этим жить, не смог смириться! Смерти искал! И – нашёл! А то, что я посчитала вернувшейся влюбленностью – просто его прощание со мной. Спешил налюбиться мною. Навечно!
Очень долго она рыдала. А я стоял у окна, смотря на призрачный свет луны в небе. Тут любые слова – лишние.
– И северянин не вернулся ко мне. Да кто я для него? Просто ночное приключение! Он только врал – заслушаешься! А сам даже на глаза не показался. Даже на сына своего не взглянул. Тоже – сгинул. Тоже – смерть свою искал. И – нашёл. В логово лича, к демонам залез. Где и загнулся. Друзей своих погубив. Самолюбивый зазнайка! А из-за него дочь мою убили. Демоны так на него осерчали, что даже семя его извести хотят! Все следы его пребывания тут уничтожить!
Упёрся лбом в стекло. Не знаю почему, но эти её слова болью отозвались во мне.
– И вот – ты. Появился рядом, как богами посланный. Тоже – великий маг и воин. Тоже любишь меня так, что пальцы на ногах немеют. И я полюбила тебя. Всем сердцем, всем естеством своим. Тоже полна любовью! Всё, что во мне есть – болит и поёт от счастья! Я – счастлива! И я – боюсь!
Поворачиваюсь, летит ко мне, виснет на шее, выдыхает:
– Ёжик! Я боюсь! Что опять с небес счастья упаду во тьму отчаяния. Боюсь!
И не знаю, что ответить! Сам проникся. До мурашей вдоль позвоночника. Но блин! Мне ли предаваться отчаянию?!
– Возможно, – киваю я, – так и будет. А может – нет. Может – проскочим? Но подумай вот о чём – все эти беды могли на тебя свалиться, как и на тысячи и тысячи человек вокруг тебя, вокруг нас. Но были ли у них такие вот ночи, как у тебя? Были ли эти люди так наполнены любовью, как ты говоришь? Или их просто из бедности и беспросветности окунуло в абсолютный мрак? А?
Смотрит на меня. Долго так, как оценивающе. Прокурорским взглядом. Детектор лжи доморощенный! Меня расшифровать – дохлый номер! Ну вот! Взгляд, чуть совсем, но – изменился. Уже смотрит не как солдат на блоху, а как хозяйка на кусок мяса – что из него получится сготовить? И меня такой подход – потребительский – больше устраивает. Гораздо больше, чем ранящие меня подробности её былой жизни с другими мужами. Тем более что она встаёт на колени и опять мурчит:
– У-у-м-м!
Мне ли возмущаться таким моим употреблением? То-то! Встаёт, поворачивается ко мне спиной, скидывает плащ полностью, прогибается, упираясь в меня, говорит грудным, томным голосом:
– Давай, Ёжик! Северянин научил меня своей северной любви. Моему демону тоже понравилось. Да и я – пристрастилась. Давай, Ёжик! Смелее! Да-а-а-ва-а-ай! Ай! Ёжик!
Пусть так – мужезаменителем, исполняющим обязанности её легендарных мужчин, но – с ней! В ней! С ней!
Страстно, жадно любить, как в последний раз, как прощаясь навсегда! С криком! До обморока!
Утром – траурное настроение. Пора выходить. Все – не выспавшиеся. За эти три дня мы никому под этой крышей спать не давали. Уточкой ходит не только наша Хозяйка, но и от этих ночных концертов – даже хозяйка постоялого двора в преклонных годах, да со старым-то жмотом-мужем! И даже – Дереза. За что Павел Снежок Вольный подневольно подлетает на полметра в воздух от моего дружеского напутствия сапогом под седалище.