Книга Подчинённая. Дилогия - Патрисия Грей

— Ты мне в глаза смотри! — раздражённо восклицает она. — Ишь, глазки опустила! Кто подарил? Или коллективом скинулись?! Новым сотрудникам украшения за бешеные деньги дарят, да?!

— Нет. Мам, послушай…

— Я вот и слушаю. Жду твоего ответа. Это откуда?

— Мам… Мне правда подарили всё это…

— Это что за работа такая? Ты что, совсем стыд потеряла?! У меня дочь, что, проституткой стала, да?!

— Мам, я не проститутка! — вспыхиваю я.

— А кто? Ты отсутствовала несколько дней — где была?!

— Я же говорила — в командировке!

— И привезла оттуда вещей на мою зарплату за год?!

— Мне их Руслан подарил…

— Кто такой Руслан?!

— Мужчина…

— Я понимаю, что не женщина! Я тебя спрашиваю — кто он такой!

— Руководитель… Начальник мой…

— Ох-ре-неть, — говорит моя мама, садясь на стул. — Приехали.

— Мам, — стараюсь говорить спокойно я. — Ты просто неправильно понимаешь…

— Я всё правильно понимаю, — перебивает меня мама. — У меня дочка решила быстро карьеру сделать. Известным местом.

— Да нет же, мам!

— Рот закрой свой сейчас. И, послушай, что я скажу. Я вот этими вот руками, — она трясёт ладонями перед собой, — вас троих тянула одна. Работала на совесть. Меня уважает весь коллектив. Никаких нареканий. А ты… Только из института выпорхнула, на одном месте не задержалась, а на втором — сразу стала… Я даже не знаю, как это назвать. А я ещё гордилась тобой. Думала, у меня дочка старается стать взрослым и ответственным человеком. Надеждой моей на спокойную старость. А оно вон, как всё оказалось… Цветы, бирюльки дорогие, бельё нижнее… Ты думаешь, я не знаю, кому мужчины трусы с лифчиками дарят?

— Мам, мы встречаемся…

— Чего-о? "Встречаетесь" вы?

— Да, мам, представь себе.

Она встаёт. Подходит ко мне.

— Ты с ним спала? В глаза мне смотри. Ишь, потупилась! Спала или нет?!

— Мам, я взрослый человек, — стараясь не расплакаться из-за этого напора и давления, говорю я. — Я имею право на личную жизнь.

— Тебе в этом праве никто не отказывает. Только вот понимание того, что моя дочь решила стать шлюхой — мне лично, как ножом по сердцу.

— Мам, я не шлюха… Ну, что ты такое говоришь?

У меня губы дрожат. Едва не плачу.

— Ты сколько с ним знакома?

— Немного…

— Сколько, я тебя спрашиваю?!

— Неделю…

— Неделю! В командировку с ним ездила?!

— Да…

— Спала там с ним?

— Мам, перестань…

— Ты спала там с ним или нет?!

Ничего не говорю. Смотрю под ноги. Слёзы катятся по щекам.

— Ясно, — заключает мама. — Значит так. В глаза мне смотри!

Заставляю себя посмотреть на неё.

— Завтра же, — приказывает мама, — поедешь вернёшь ему все эти шмотки. Включая то платье, которое на тебе. И все эти бирюльки. И обувь. Всё. С трусами вместе! И увольняешься с этой работы. Устраиваешься на нормальную. Где руками и головой работают. А не… — она явно хочет сказать матом, но сдерживается и только поджимает губы. — Ты поняла меня, нет?!

— Мам, это подарки. Подарки, — я уже откровенно плачу, — подарки, понимаешь?

— Понимаю. Получше тебя понимаю. Что это за "подарки"! Позор…

И стремительно выходит из комнаты.

После этого разговора, мама наливает себе на кухне чаю и уходит в свою комнату смотреть телевизор. Она даже не предлагает мне ужин. А на все мои попытки что-либо объяснить, жестом останавливает меня и говорит, чтобы я не мешала ей смотреть сериал, а потом передачу. В общем, даёт понять, что общаться со мной не желает.

Позже мы все ложимся спать и яслышу, как Олька вздыхает в темноте, лёжа на своей кровати.

— Наташ? — тихонько зовёт она меня.

Я лежу спиной к ней, повернувшись лицом к стене.

— Что? — повернув голову, спрашиваю я.

— Ты всё это отдашь?

Кусаю губу. Слёзы текут из глаз, задерживаются в уголке. Вытираю пальцами, вздыхаю.

— Я не знаю.

— Он же обидится, если отдашь… Да и жалко, да?

— Да…

— А у вас всё по-серьёзному?

Сглатываю слёзы.

— Я не знаю…

— А ты правда с ним спала?

— А как ты думаешь, если мы ночевали в одном номере?

Молчим. Слышу, как она только тихонько ворочается. Обиделась, что ли?

— А тебе понравилось? — доносится до меня её робкий вопрос.

Понравилось? Да я в космос летала… С ума сходила от удовольствия…

— Спи, Оль.

— Ну, скажи…

— Понравилось.

— А вы этим сколько раз занимались?

— Много, Оль.

— Везука тебе…

Да уж. Везука.

— Ты влюбилась, что ли, в кого-то? — повернувшись на другой бок, спрашиваю я.

Молчит. Слышу её дыхание в тишине.

— Что, влюбилась? — заинтересовываюсь я.

— Да. Ты только маме не говори. Он футбольный хулиган. Она точно не одобрит.

— Стопудов не одобрит, Оль. А к тебе он как относится?

— Он не знает ещё… Я не говорила.

— Оль, если он злой или агрессивный, не надо с ним встречаться.

— Он хороший. И очень классный. Знаешь, какие у него глаза?

— Какие? — сквозь слёзы улыбаюсь я.

— Ярко-зелёные, — шепчет она. — Как у кота.

— Прикольно, — шепчу я в ответ. — Только стрёмно за тебя немножко…

— Да нет, он правда хороший. Собаку свою очень любит. Немецкую овчарку. Вот была бы у нас собака, мы бы с ним вместе выгуливали. Он неподалёку живёт. Сейчас даже ближе, чем когда мы жили на той квартире.

До нос доносится шуршание приближающихся шагов, и мы обе тут же умолкаем и притворяемся спящими.

Мама тихонько открывает дверь и прислушивается. Затем закрывает. Слышатся её тихие шаги, а затем поскрипывание кровати — она снова легла. Видимо, ей тоже не спится.

— Всё, Ольк, спи, — шепчу я. — Добрых снов.

— И тебе.

В отличие от вскоре засопевшей Ольки, я ещё долго не могу заснуть. Мама даже не представляет перед каким выбором поставила меня. Я ведь знаю, что она не просто разозлилась, а действительно не будет со мной нормально общаться, если я не верну эти вещи Руслану. А он их обратно совершенно точно не примет. Что же их теперь выкидывать, что ли?