Книга Личная ведьма для инквизитора - Альма Либрем

Почему-то вчера, когда Гера, поднимая на меня взгляд, будто умоляла, чтобы я не спрашивал её об истинной паре, я поверил её словам. Был уверен в том, что наша связь всё-таки существует. Но мне было бы куда проще считать, что Гера до сих пор так и не встретила своего истинного.

Тогда она меньше боялась бы. И не списывала все чувства, которые возникали между нами, на дурацкое, предопределённое чарами влечение.

— Ну так поговори с ней об этом! — не удержалась Берта. — Расскажи ей о последствиях. И тогда она точно не совершит никакую глупость!

Я скривился. Не совершит никакую глупость? Как раз наоборот.

Когда-то, когда маркграф фон Ройсс пытался убедить нас, инквизиторов, в том, что его стоит пощадить, он разбрасывался пророчествами направо и налево. Не факт, что он опознал во мне своего дальнего родственника, но я никогда не забуду, как он сжимал моё запястье и смотрел в глаза. Его магия, клубами вившаяся вокруг, была черной, маслянистой и дурманящей, и я тогда ещё пожалел всех женщин, которым приходилось иметь с ним дело.

Фон Ройсс будто отравлял их изнутри. Сколько несчастных после того, как связались с ним, больше не смогли встретить свою любовь? Маркграф будто привязывал их к себе, а потом вместе с этими путами выдирал и всякую способность любить. Мать Геры вот так и не встретила своего возлюбленного, продолжила шататься по миру.

Может, я зря винил в этом маркграфа, она и сама могла быть далеко не большим подарком судьбы, но факт оставался фактом. Я впервые был настолько впечатленным чужой магией, впервые чувствовал, что меня заворожила неведомая прежде сила.

И я отлично, слово в слово, помнил пророчество маркграфа.

Чем сильнее связь истинной пары, тем хуже её разрывать. Чем взаимнее ваше притяжение, тем труднее понять, что чувства, а что просто зов магии. Если вы боитесь стать пленниками своих чар, вы никогда не будете вместе. Если вы не будете вместе, она останется пустой, как иссушенная земля, а твоя магия, как моя, будет оставлять чернильные следы на каждой из женщин, к которой ты прикоснешься. Если не встретишь её, останешься одиноким, если столкнетесь и разбежитесь, будете ядовитыми, как я, оба…

Я много читал об этом. Пророчество маркграфа больше походило на проклятье, и я понимал: чем сильнее между мною и моей избранницей будет связь, тем сильнее последствия, если мы вдруг разойдемся. Если Гертруда говорила правду, и наша связь взаимна, у пророчества фон Ройсса есть все шансы исполниться.

А у нас — все шансы превратиться в ядовитых чудовищ вроде фон Ройсса.

Интересно, он понимал, что проклинает собственных наследников? Родную дочь и того, кто унаследует его титул? Вряд ли. Ему просто хотелось расплескать свою темную магию, передать её кому-то. Я не сказал об этом Гере, не желая связывать её ещё большими обязательствами, а теперь жалел о том, что был не до конца искренен — наверное, потому, что сам сделал себе только хуже.

Раздался тихий стук в дверь, и я, вздрогнув, поспешил захлопнуть книгу и спрятать её в ящик стола. Ещё не хватало, чтобы кто-то увидел, что я читаю. Гера и так сомневается в каждом слове, а теперь что? Решит, что обязательств станет ещё больше, и просто убежит?

— Открыто, — окликнул я, взмахом руки приотворяя дверь, и в комнату заглянула Гертруда.

— Можно? — поинтересовалась она, несмело улыбаясь. — А то у меня маленькая проблема.

— Заходи, конечно, — я поднялся со своего стула и шагнул Гере навстречу. — Что случилось?

Она уже явно спала — или пыталась уснуть. Каштаново-медные волосы спутанными волнами спадали на плечи, взгляд был сонным и уставшим, да и сама девушка была одета во всё ту же тонкую ночную сорочку, только набросила на плечи теплую шаль, пытаясь то ли согреться, то ли прикрыться от посторонних взглядов.

— А ты выгляни, — усмехнулась она. — Сам посмотри… Спать мне не дает!

Я высунулся из комнаты и с удивлением обнаружил в коридоре Зигфрида. Тот весь буквально светился изнутри, каждое перо его горело, как и полагалось фениксу в брачный период.

— Он не спит. Вообще не спит, — сообщила Гера. — Прилетел вот ко мне, спрашивал, как соблазнять твою Берту. Говорил, что хочет позвать её замуж и пройти четырнадцать испытаний. А потом вообще как будто одурел. Курлычет, кудахчет, на человеческую речь не реагирует…

Я повернулся к столу. Берта устроилась на нем и безо всякой задней мысли спала прямо на оставшихся после написания пригласительных бумагах. На феникса в брачный период походила она крайне мало, но я предполагал, что дело как раз в том, что она — девочка. Обязана же продемонстрировать, что она гордая и независимая.

— Ну, она к нему сегодня не пойдет, — протянул я. — Моя Берта сначала будет три дня доказывать, что она не такая, и потом, возможно, смилостивится. Но это не точно.

— Я там просто не усну, — пожаловалась Гертруда. — Он меня буквально преследует. Только сюда вряд ли решится войти, чтобы не побеспокоить возлюбленную! Кошмар какой-то!

Я вот очень сомневался в том, что сон и спокойствие Берты остановят Зигфрида, потому что слишком уж он уверенно направлялся к моей комнате. Пришлось срочно захлопнуть комнату и навесить на дверь ещё и боевое заклинание, которое отпугивало бы всех посторонних.

Например, феникса.

Или Казика, если ему вдруг дико захочется о чем-то пообщаться и заглянуть ко мне на огонек.

— Ему надо побыть одному, — повернулся я к Гертруде. — Пусть погуляет в коридоре. Хочешь, ложись ко мне в кровать? Она широкая, поместимся.

Даже в полумраке комнаты, освещаемой только несколькими допотопными свечами, стоявшими у окна, можно было заметить, как порозовели её щеки.

— Да неловко как-то, — переступая с ноги на ногу, пробормотала она. — Я думала, ты просто подскажешь мне, что с ним делать. Заклинание какое-нибудь применить или что-то вроде того. А ты вот так сразу…

— Гера, ну какое заклинание? — вздохнул я. — Это брачующийся феникс! Я даже прикоснуться к нему не смогу, у него перья разве что камни не плавят!

Гертруда скривилась.

— Ты меня уговариваешь растоптать мою девичью честь!

— Я тебя уговариваю, — я подступил к ней вплотную, с трудом сдерживаясь, чтобы не сгрести в охапку и не повалить на эту самую кровать, — лечь спать в постели собственного жениха. Если ты не забыла, через несколько дней мы повенчаемся, и тогда нас всё равно ждет одна постель.

Если Гертруда, конечно, не настоит на том, чтобы брак был фиктивным, и мы продолжали общаться друг с другом, как совершенно чужие люди.

Я вздохнул. Этого, конечно, мне совершенно не хотелось, и я искренне рассчитывал на то, что ненависть в душе Гертруды погасла окончательно, но какие гарантии? И как вообще рядом с ней думать головой, а не…

Излишне активно реагирующим на неё местом.

— Хорошо, — сдалась Гера. — Потому что если я сегодня ещё раз не высплюсь, я просто с ума сойду. Он уже третью ночь курлычет, только сегодня ещё хуже, чем в прошлые разы!