Книга Любовь за вредность - Татьяна Герцик

Наш дипломатичный директор, натянув на физиономию ничего не понимающее выражение, индифферентно произнес:

— Феоктиста Андреевна! Разрешите представить вам Геннадия Петровича. Думаю, вы знаете, кто он.

Встав и выразив всем своим видом искреннее почтение, я подобострастно произнесла:

— Конечно, знаю! Здравствуйте, господин Панкратов! — При этом я низко поклонилась в японском стиле, только что ручки перед грудью не сложила.

Директор с осуждением посмотрел на меня, молчаливо призывая не переигрывать, но в меня уже вселился бес.

— Какое счастье, что вы посетили нашу скромную обитель!

И я без перехода выдала на-гора количество закупаемой библиотекой книг и какая часть из этого богатства приобретается исключительно благодаря его, господина Панкратова, личным заслугам. Это не было таким уж преувеличением: именно он дал распоряжение увеличить наше финансирование, но в моих иезуитских устах это звучало откровенной насмешкой. Но Геннадий Петрович отнюдь не обиделся. Обернулся к Михаилу Александровичу и заговорщицки заметил:

— Она у вас большая шалунья, не находите?

Директор сумрачно признал:

— Что есть, то есть…

Низведенная до уровня балованной детсадовской девчушки, я споткнулась на полуслове и раздосадованно замолкла. Что-то мне в последнее время никак не удается вывести из себя ни одного представителя сильного пола. Старею, что ли. Квалификацию теряю…

Воспользовавшись возникшей паузой, Панкратов быстро предложил:

— Можно, я подожду вас после работы? Мне кажется, у нас есть о чем поговорить…

Слегка возмутившись от такой напористости, я хотела грубовато отказаться, но меня предал Михаил Александрович, елейно заметив:

— Да можете идти прямо сейчас. До конца рабочего дня осталось всего-то полчаса. Ничего страшного. — И, обернувшись ко мне, снисходительно проговорил, исподтишка грозя мне пальцем: — Идите, Феоктиста Андреевна, идите!

Такого откровенного свинства я не ожидала. Мысленно предавая предателя анафеме, под взбудораженными взглядами коллег взяла свою сумочку и деревянными шагами вышла из кабинета. Панкратов пожал на прощание руку директору, кивнул сидевшим в молчаливом недоумении дамам и быстро меня догнал. У входа стояла вчерашняя машина. Значит, и в самом деле это он караулил меня прошлым вечером. Я надеялась, что за рулем будет сидеть водитель, ведь Панкратову по должности положен персональный шофер, но в машине было пусто. Он усадил меня на переднее сиденье, сел рядом и аккуратно выехал на дорогу.

Настроение у меня было под стать хмурившейся погоде. Он ехал медленно, будто раздумывая, что же теперь ему со мной делать. Остановился возле тенистого скверика и предложил прогуляться. Это меня порадовало — еще одного визита в ресторан мне бы не перенести. Я послушно вышла из машины, и мы зашагали по узкой полузаросшей аллее в сторону старого неработающего фонтана. Сели на выщербленную скамью возле каменного круга с разбитыми львиными мордами. Вокруг было тихо и пустынно.

Мне показалось, что ему так же неудобно, как и мне. Я украдкой взглянула в его сторону. Он действительно был напряжен и, как мне показалось, изрядно смущен. Что ж, если сейчас и в самом деле прозвучит то, что я предполагаю, то ему положено даже не смущаться, а под землю проваливаться от стыда. Он ведь женат…

Но вот он наконец собрался с силами и, глядя в сторону, хрипло произнес:

— Помогать вы мне не будете, это я понимаю, но я все-таки скажу. Вы мне понравились, Аня. Мне давно уже не нравились женщины. Вы мне нравитесь до такой степени, что, если бы я не был женат, я бы попросил вашей руки.

Замерев, я со все возрастающим изумлением смотрела на него. Он действительно говорил то, что я от него ожидала, но как говорил… Если бы мне в своих чувствах так признался Евгений, я сдалась бы сразу и безоговорочно. Он усталым жестом потер лоб и сумрачно продолжил:

— Понимаю, что шансов у меня никаких нет, но все-таки решил с вами поговорить. Вернее, просто не удержался. Ужасно захотелось посмотреть на вас еще раз. Я никогда не верил в первую любовь, последнюю любовь, но теперь понимаю, что в этом что-то есть.

Я сидела молча, сложив руки на коленях. Мои ответы ему были не нужны — он знал их лучше меня. Он посмотрел на меня с сожалением.

— Вы для меня — тот Рубикон, что поджидает в жизни каждого мужчину. У всех он разный: для кого-то это алкоголь, для кого-то желанная женщина. Я вам ничего не предлагаю. Во-первых, потому, что вы все равно откажетесь… — Тут он с немым вопросом посмотрел на меня, надеясь на опровержение, но, не дождавшись его, с горечью продолжил, убеждая себя: — А во-вторых, для меня связь с вами может иметь самые негативные последствия. Любовница мне не нужна, а молодая жена отвернет от меня всех моих старых друзей и соратников. Да и я не хочу выглядеть неблагодарным предателем в глазах жены, она столько для меня сделала…

Панкратов просто рассуждал вслух, собеседник ему был не нужен. Хотя сочувствующая слушательница — нужна. Мне казалось, что у него сейчас просто некий переломный момент и я в принципе никакой роли в этом не играю. Не я, так другая. Просто подошло время перемен и осознания своего предназначения в этой жизни. Что он будет делать дальше, как жить, не моя забота.

Он глухо продолжал:

— Мне кажется, мы с вами родственные души. Я всегда считал в жизни главным достоинство и порядочность. И старался следовать им в самые тяжелые моменты своей жизни. Но признаюсь, горше времени, чем сейчас, у меня еще не было.

Для меня эти понятия тоже были не пустым звуком. Именно поэтому он для меня не существовал — чужие мужья никогда меня не интересовали. Панкратов это понимал, но в его душе явно произошел какой-то надлом. И мне казалось, что виной этому вовсе не я. Может быть, он просто устал? Я сказала ему об этом, и он тяжело прикрыл глаза.

— И это, конечно, тоже. Но для меня, видимо, пришло время последней любви. Не думал, что она будет так для меня тяжела. Я всегда был цельной натурой и бороться с собой мне никогда не доводилось. Противное занятие, надо признать. И знаешь, что поступаешь правильно, а вся душа бунтует и требует совсем другого.

Тут он уступил порыву и взял меня за руку. Я с напряжением ждала, что он будет делать. Мне не хотелось быть грубой или бестактной, но как безболезненно напомнить человеку о долге и чести, только что им продекларированных?

Панкратов поднес мою руку к своим губам и горячо поцеловал. Потом, нахмурившись и превозмогая себя, положил ее обратно мне на колени, будто она была неким чужим и опасным предметом. Резко вздохнул.

— Извините, что привез вас сюда. Вам это не по душе, вижу. Но мне это было жизненно необходимо.

Я меланхолично покивала. У каждого из нас бывает время, когда хочется начать жизнь заново. Но это, как правило, проходит. Почувствовав, что Геннадий Петрович решил прекратить наш ни к чему не ведущий разговор, вернее, даже монолог, я, удовлетворяя свой неизбывный интерес, поспешно спросила: