Книга Ангел за правым плечом - Дмитрий Лекух

То, как он быстро собрался, ему только в плюс, я так думаю.

– А что, все это просто так сказать нельзя было? – затягивается. – Обязательно нужно было нос мне ломать и ребра, похоже, калечить?! Или ты считаешь, что я настолько тупой, что после этой инфы полез бы туда дальше, рога себе обламывать?!

На самом-то деле – мне просто хотелось его опиздюлить.

Очень хотелось.

Аж зубы сводило.

Наказать.

Даже не его, а себя в его лице.

За то, что позволил столько лет водить себя за нос этому конченому во всех смыслах этого слова ублюдку.

О, господи!

А ведь он мне – даже совершенно искренне нравился.

И приятельствовали мы с ним еще с универа, когда я, после года академки на курс младше вынужденно перевелся. Даже в газету нашу его только после того, как я Игорю словечко замолвил, взяли.

Ну и не идиот я после этого?!

Убил бы, прямо сейчас, на месте, аж до боли в ушах хочется.

Но говорю я ему, разумеется, нечто совершенно противоположное.

– А я, – усмехаюсь максимально криво, – как раз о твоем здоровье и беспокоился. Потому как в этой жизни, как выясняется, чуть больше тебя пока что понимаю. А ты мне вроде как не чужой. Ты уверен, что после того, как ты эту тему рыть начал, тебя никто не мониторит, нет?! Вот и я не уверен. А так – вот тебе и выход, дружок. В виде больничного листа, полученного на вполне законных основаниях. Известный журналист крепко избит незнакомыми и не установленными милицией хулиганами, въезжаешь? Бывает. И на тебя рукой махнут, и мне спокойней. Потому как любой другой выход – это, в первую очередь, доклад непосредственному начальству. Сечешь фишку, какими неприятностями для нас с тобой это могло бы закончиться?

Он еще раз шмыгает разбитым носом, отбрасывает докуренную до самого фильтра сигарету.

– Спасибо, – говорит на полном серьезе, – я не прорубил, сдуру. Был не прав. Зато сейчас понимаю, почему ты редактор ключевого отдела, а я всего лишь спецкор. А раньше – завидовал…

Я только головой качаю.

Не в этом дело, думаю.

Просто ни один вменяемый начальник таких, как ты к власти и на пушечный выстрел не подпустит.

Потому как – себе дороже.

Да и ладно бы только себе.

Это какой же пиздец был бы в этой жизни, если б у власти было достаточное количество вот таких «честных и крепких профессионалов без слабостей и вредных привычек»?

…Он, охая и аккуратно держась за кафельную стенку, медленно и со скрипом поднимается.

Натягивает мокрые штаны, пытается брезгливо отряхнуться.

– Ты, – говорит, – иди, Дэн. Я теперь тут еще долго себя в порядок приводить буду, похоже…

– Хорошо, – киваю, – я расплачусь и предупрежу Игоря, что видел тебя избитым и отправил домой. Твою сумку оставлю у гардеробщика, он же и вызовет такси. Езжай отлеживайся, и пока все не закончится, даже на улицу старайся пореже выходить. Так, на всякий случай…

– Я понял, – кивает серьезно, – так и сделаю. Главный ругаться не будет?

– Да что, – делаю удивленное лицо, – он не мужик что ли? Все будет в лучшем виде, не беспокойся.

…Игорю я, разумеется, все обязательно расскажу.

Таких уродов в профессии, какой бы блядской эта самая профессия ни была, – оставлять нельзя.

Если, разумеется, хочешь сохранить хотя бы крупицу самоуважения.

Закон.

Говорят ведь, что «правильные» столичные шлюхи крепко бьют, а то и уродуют до неузнаваемости тех своих «коллег», кто сдуру выходит на службу с «профессиональными заболеваниями».

И – даже не из каких-то прагматических соображений, а просто потому, что «так положено».

А мы, четвертая, прости господи, власть, чем хуже?

Так что как только он выздоровеет и у Инги все устаканится, – мальчика обязательно подставят.

По полной программе.

Уж в этом-то я, зная Игоря не первый год, – ну нисколечко не сомневаюсь.

Причем подставят на чем-то, что совершенно никак не связано ни со мной, ни с этим нашим разговором в сортире.

Ни в коем случае!

А зачем?

Существует миллион других вполне себе даже симпатичных возможностей.

Подставить нашего брата, если ты знаешь редакционные механизмы, – как два пальца об асфальт.

На чем угодно, хоть на той же левой «джинсе», как у нас завуалировано называют скрытую рекламу в журналистском тексте. На которую любое вменяемое редакционное начальство, если профи не переходит определенную грань, склонно смотреть хоть и слегка искоса, но все-таки с понимающей улыбочкой и сквозь пальцы.

В отличие, скажем, от рекламных отделов, где вообще не понимают, как можно печатать названия каких-либо брендов, не испросив с них для начала совсем немножечко денег.

До анекдотов доходит.

Как-нибудь попозже могу рассказать пару-тройку случаев.

Сейчас не до этого.

А мальчику через знакомых просто предложат такую сумму, что он не сможет устоять, а потом демонстративно поймают за руку.

И уволят с занесением в «черные списки».

Невеселая, надо признать, ситуация.

Но иначе не получается.

Впрочем – это уже не мои проблемы, а его собственные.

Жила-была девочка – сама виновата, что называется...

…Выхожу из туалета и первое, с чем сталкиваюсь, ехидный и ожидающий чего-то взгляд гардеробщика.

– Что, – спрашивает, – задолжал тебе парнишка немного?

– А тебе-то, отец, – удивляюсь в ответ, – от этого что за радость?!

Он выжидательно смотрит, потом небрежно поднимает правую руку и трет указательным и средним пальцами.

– Да так, – говорит, – господь делиться вроде как велел. А то тут у нас как раз отделение милиции неподалеку почему-то располагается…

Я сначала слегонца теряюсь, но потом – прихожу в себя.

Ну и ни хрена себе тут у них порядочки, думаю.

Не знал, не знал…

Я даже не пытаюсь справиться с очередным адреналиновым выбросом.

Наоборот.

Очень даже вовремя некоторые вещи в нашей жизни случаются, я почему-то так думаю…

Ухмыляюсь, пододвигаюсь поближе, перегибаюсь через стойку и, сгребая ладонями лацканы его роскошного служебного пиджачка с помпезными серебряными галунами, совсем немного приподнимаю старого пердуна над холодным и гладким, как скользкий осенний лед, мраморным полом пустующего коридора сего достойного заведения.