Книга По образу и подобию - Ната Чернышева

Алёна очень обиделась на эту загадочную «монстру», но ей хватило ума промолчать. По правде говоря, ей по-прежнему было плохо. Голова кружилась, тело, по ощущениям, превратилось в кисель.

*Ацефалия — порок внутриутробного развития плода человека, выражается в полном отсутствии головного мозга и головы как таковой. Несовместимо с жизнью. Возможно развитие паразитического ацефального (без головы и сердца) близнеца, не способного к самостоятельному существованию.

— Сейчас придёт машина, забираю тебя в свою клинику, — сообщила Роза и добавила свирепо, сжимая кулак. — Ты у меня там будешь лежать!

Алёна устало прикрыла глаза и какое-то время плыла сквозь волны темноты, то расходящиеся, то сходящиеся вновь. Потом вдруг вскинулась:

— Прибрать надо! Мама придёт… нехорошо…

— Лежать! — коротко приказала ей Роза Тимофеевна.

— Да тут же всё… как свинью зарезали! — и она попыталась было сесть.

— Лежать, я сказала! Именно что свинью. Где твой терминал, вот этот? — она сунула в руки Алёне плоскую коробочку прибора. — Набирай клининговую компанию. Сама сможешь, или мне сделать?

— А маме ещё… записку… понимаете, она на службе сейчас… Ей сейчас не дозваться, всё отключено…

Роза Тимофеевна сходила на кухню, принесла оттуда информационный экран:

— Пиши.

— А что же написать… — растерялась Алёна.

— Правду пиши! Что ты у меня в реанимации.

Реанимацию Алёна опустила. Но Роза прикрепила к экрану свою визитку, а уж такая визитка сама по себе могла напугать кого угодно. Декан Факультета Паранормальной Медицины доктор Флаконникова Роза Тимофеевна. «Маме станет очень плохо», — виновато думала Алёна. И вдруг ей остро, до отчаяния, захотелось умереть прямо сейчас. Закрыла глаза, зажмурилась, — не помогло. Смерть не приходила. Вместо неё пришли слёзы. Тихие, беспомощные, злые слёзы.

А начиналось, если вдуматься, с небольшой, с горошинку, малости — всего-то и надо было рассказать с самого начала про контракт с профессором Ольмезовским…

Алёна проснулась ночью. Что это была именно ночь, а не день или, скажем, раннее утро, объясняли полупрозрачные стеклянные дверцы палаты — свет в коридоре был приглушён, оттуда не доносились шаги или разговоры, и вообще тишина стояла такая глубокая и плотная, какая бывает только лишь ночью. Девочка сразу вспомнила всё, что с нею случилось. Тима, Хальку Мальсагову, озеро, кровотечение, Розу Тимофеевну. Мама! Схватила терминал, но от мамы не было ни единого вызова, ни одного послания. Значит, мама всё ещё на дежурстве. Вообще, трёхдневные режимы тишины, когда к маме нельзя было дозвониться, давно стали привычными. На Юге шла война, затяжная война всех со всеми, которую и войной-то называть было сложно — так, вооружённые конфликты… И успехи здесь складывались не всегда самым приятным для Северо-Восточного Региона образом.

Алёна села, спустила с постели ноги. Стиснув зубы, пережила мельтешение чёрных мушек перед глазами. «Ты потеряла слишком много крови», — объяснила Роза Тимофеевна. — «Сейчас тебе нужен покой, хорошее питание и наше наблюдение». Наше. В смысле, целителей Факультета Паранормальной Медицины.

На спинке кровати висел халат. Алёна осторожно встала — вроде бы ничего не болело и не текло, — взяла халат. Он оказался великоват, но что ж поделаешь, всё лучше, чем если бы вообще без него. Алёна опасалась, что двери будут заперты, но нет, они легко открылись. В коридоре ожидаемо не оказалось никого. Знать бы ещё, в какой стороне санузел. Поселившаяся в теле противная слабость протестовала против лишних движений. Оставалось лишь надеяться, что это не навсегда, что организм восстановится, вернёт себе прежнюю форму. Противно болеть! Мерзко оставаться слабой вот уже второй день подряд!

Санузел Алёна нашла со второй попытки, взяв, естественно, не то направление с самого начала. И спросить-то было не у кого! Всё отделение спало. Выбравшись из секретной комнаты, Алёна столкнулась с новой напастью — она потеряла «свою» палату! Куда идти — налево, направо? Как понять в череде одинаковых дверей, что именно эта — твоя? Надо же было не посмотреть на номер!

Алёна побрела вдоль стенки, но пришла не к своей палате, а к двойным стеклянным дверям с табличкой «Ординаторская». Здесь силы окончательно оставили её, и она стекла на лавочку, стоявшую возле дверей. Лавочка стала подлинным спасением: нигде по коридору отделения никаких лавочек не было и в помине, а возле ординаторской была.

Какое-то время Алёна просто сидела, прислонившись спиной к прохладной стене. Отдыхала. Но потом, когда усталость слегка отступила, она услышала через приоткрытые двери ординаторской знакомый голос. Говорил профессор Ольмезовский, говорил на повышенных тонах с кем-то через экран быстрой связи, а почему он не включил приват, бог его знает. Должен был, учитывая ночь и то, что все вокруг, попросту говоря, спят.

Олег Ольгердович с кем-то сердито ссорился, называя своего оппонента на «ты» и по имени — Пит. И этот Пит явно не имел телепатического ранга, раз пришлось ругаться с ним голосом.

— Чем тебе помешает? — горячился профессор. — Ну, чем? Много, что ли, места займёт один-единственный добавочный искут? Что? Ах, гарантии тебе! Я тебе ещё вчера выслал краткий отчёт по паранорме «о-нор», Пит, ты его читал? Девять- двенадцать лет — мало?!

Алёна напряжённо вслушивалась. Судя по голосу, обычно невозмутимый Ольмезовский сильно горячился, убеждая того, кто не желал убеждаться. Занозой засело в сознании упоминание паранормы «о-нор» — да ведь это же генетическая линия Тима и Розы Флаконниковых! Их двое всего…

… а третий — твой ребёнок от Тима, балда!

Алёна вцепилась пальцами в края лавочки. Уйти стало просто невозможно.

— Эвтаназия? — голос Олега Ольгердовича дышал бешенством. — Да ты сошёл с ума, Пит! Сорок лет работы, дело всей моей жизни — псу под хвост в унитаз просто потому, что тебе что-то там не нравится, а ведь ты — не Учёный Совет и не генетик, то есть, ни черта ничего не… Даже не думай! Да. Ага. Да. Угу. Сейчас! Уже.

Слова незнакомого Пита Алёна разобрать не могла при всём желании, они звучали слишком тихо. Но по реакции профессора можно было догадаться: Пит предлагает убить неучтённый эмбрион, а Олег Ольгердович отказывается.

Алёну кинуло в жар, потом в дрожь. Учёный Совет Института мог не одобрить её ребёнка. Запросто. Ребёнок же получился спонтанно, без этих их схем и подготовок, а это значило… значило… А кто такой Пит, тоже генетик?! И кто он в иерархии Института? Выше Олега Ольгердовича, так уж точно, иначе бы тот с ним вообще не разговаривал.

Одно утешало. Эмбрион ещё жив. Иначе они бы не спорили. Слабое утешеньице, если подумать.

Тишина в ординаторской показала, что разговор окончен. Алёна не взялась бы утверждать точно, но что-то ей подсказывало, что окончен разговор вовсе не в пользу профессора. Волосы сами поднимались дыбом от ужаса. Что будет теперь? Теперь-то что будет? Надо было вскакивать, бежать… а куда? А где они держат ребёнка? Наверное, в репродукционном центре Факультета Паранормальной Медицины, а где он, тот центр, кстати? И какой именно, их наверняка у них несколько. И… и что потом? «А не дам, вот что потом!»- яростно думала Алёна. — «Не дам и всё!»