Книга Колечко для наследницы - Эль Бланк

Умею? Да, верно…

Успокаиваюсь, позволяя ей утопить себя окончательно. Опустить на дно, качнув мягко, совсем нежно. Погладить кожу, окутав прохладным полупрозрачным одеялом. Обернуть в него с головой, лишая возможности видеть.

С каждой секундой становится темнее – муть превращается в песок. Сухой, мелкий, он осыпается под моими ногами. В нем увязают ступни, и я падаю, судорожно вдыхая тягучий неприятный запах. Пропитанный им воздух колеблется, плавится, и в этом призрачном мареве рождаются сгустки – неясные, зыбкие, качающиеся. Они то приближаются, то снова удаляются, но с каждым мгновением становятся все больше похожими на лица империан.

Я всматриваюсь в них, отыскивая знакомые черты в надежде узнать, вспомнить, но вижу лишь глаза, рассматривающие меня с пренебрежением. Так смотрят на того, кто ничего не значит, и встреча с ним никому не нужна, но он вдруг почему-то оказался на пути.

– Нас-с-следница… – с дуновением ветра неожиданно явственно шипит мужской голос.

Я вздрагиваю, с ужасом наблюдая, как плотный сгусток неожиданно превращается в дым, а на его месте оказывается высокий худощавый вионец в костюме таком же синем, как и его развевающиеся на ветру длинные волосы.

– Неблагодарная нас-с-следница, – повторяет он, раздражаясь все сильнее. – Она от меня ус-с-стала. Вы слыш-ш-шали? Обыч-ч-чный! С-с-скучный! Я с-с-столько ей дал, а она…

– Не ценят некоторые то, что получили.

Гортанный голос раздается за спиной. Обернувшись, никакого сгустка я не нахожу. Вижу лишь долговязого, нескладного иперианина в желтых брюках и салатового цвета рубашке. Он неторопливо подходит ближе, останавливается, сложив руки на груди, и встряхивает головой, закидывая за спину зеленую косу.

– Их только ошибки могут научить, – глухо, словно камень, падающий в рыхлую землю, грозит еще один голос.

Я резко разворачиваюсь и невольно ахаю – настолько разительным получается контраст тех, кто появился раньше, с низеньким коренастым брюнетом-рооотонцем. Мрачным, недовольным, бросающим на меня сердитые взгляды.

– Простите, а вы кто? – нахожу в себе силы спросить, хотя язык едва слушается, а слова застревают в горле.

– Ни тебе почтения, ни уважения. О нас даже не помнят, – игнорируя вопрос, сетует вылепившийся из тьмы прямо передо мной блондин с ледяными серо-голубыми глазами. У цессян таких не бывает, да и кожа более темная, значит… леянин?

– Безобразие, – вторит ему крепко сложенный мужчина, с волосами столь же желтыми, как и у моей мамы. – Ей на Шеноре страшно! Она не знает, что такое настоящий кошмар.

– Не верит, что бывает тьма желанней света, – продолжает рооотонец.

– Время торопит, – подхватывает леянин.

– Не слышит истинных значений слов, – припечатывает иперианин.

– Своей сути не сознает, – завершает вионец, заворачиваясь, как и остальные, в туманный плащ.

Остается последний мужчина. Когда он появился, я не заметила. И когда все говорили, он молчал, наверное, поэтому я его не видела. Теперь же я растерянно смотрю на грустное, невероятно красивое лицо, обрамленное темными волосами. А те шевелятся, словно он находится в толще воды.

– Прости, девочка. Я ничем не могу тебе помочь.

Незнакомец исчезает, как и все остальные, оставив после себя плотную белую дымку, осевшую на потемневший песок. Липкая взвесь течет, набухает, пенится, касается моих ладоней, и я вскакиваю на ноги.

Бежать! Но куда?

Я нигде. Сверху, снизу, сбоку – везде туман. Вязкий, холодный, белесый, глухой. Я бреду наугад в надежде выбраться. Шаг… Второй… Двадцатый… Сотый…

Каждое движение дается с трудом. Даже дышать сложно – настолько сильно сгустился воздух. От мутной недвижной картинки я словно ослепла, хотя там, за туманом, отнюдь не ночь.

Сколько я иду? Час? День? Год?

Теряя силы, падаю на колени, погружаясь ладонями в эфемерную опору. Единственное желание, которому я готова последовать, – лечь, закрыть глаза и исчезнуть, раствориться в дымке, стать ее частью. Ничем. Никем.

– Забвение будет приятным, – обещаю сама себе.

– Нет, нет, нет… – шипит туман.

– Иди, иди, иди… – плачут капли.

Прислушиваюсь к тихим звукам. Надо? Значит, пойду.

– Куда? – вновь спрашиваю, найдя в себе силы встать.

– Туда, туда, туда… – шелестит дымка.

И снова я бреду, медленно переставляя ноги. Вот только теперь с каждым шагом становится легче. Свободнее. Увереннее. Просторнее!

Я уже не иду, я бегу! Последнее усилие, и словно порыв ветра отдергивает штору, заставляя меня вскрикнуть от радости и… проснуться. Увидеть над собой мозаику потолка моей спальни. Вдохнуть полной грудью. Почувствовать себя живой.

Я с наслаждением зеваю и зажмуриваюсь. Ощущая, как сильно затекли мышцы, потягиваюсь. Переворачиваюсь на живот и, сев на кровати, выдыхаю:

– Ох, девочки, до чего же жуткий сон мне снился…

Глава 4

Долг чести огромен. Кто в этом виновен?

Все, чему нет объясненья, вызывает…

Удивленье.

Скольжу ладонями по такой приятной простыне – привычно гладкой, нежной… Не поняла.

С недоумением смотрю на разорванную ткань, в которую попали пальцы. Это что еще за безобразие? И почему на кровати листья?

Растерянно смахиваю на пол несколько засохших листочков. Встряхиваю головой, убирая с лица закрывающие обзор волосы, отдергиваю легкий прозрачный полог и замираю в замешательстве.

Да, это моя комната, но… Но она какая-то неправильная! Облицовка стен, которая всегда была яркой, сейчас совсем тусклая, выцветшая. Одно из окон разбито. Хотя что могло повредить необычайно прочный трипслат, мне представить невероятно сложно. Осколки рассыпались по полу, который покрыт слоем пыли, отчего рисунок едва заметен. В образовавшуюся дыру пролез вьюн, который оплел не только раму, но и часть потолка. И это его листья упали на кровать, решив украсить собой интерьер.

– Вария! Рильмина! Что за глупые шутки?

Все еще не веря своим глазам, громко зову фрейлин. Прислушиваюсь к эху своего голоса, отразившемуся от стен, к тишине, в которой слышны лишь неясные шорохи, и в панике вскакиваю с кровати. Что вообще происходит?

Судорожно осматриваю себя.

Платье… Свободное, легкое, синее. Я именно в него переоделась, прежде чем, по совету Рильмины, лечь спать. Правда, тогда оно было ярко-синим, теперь же совсем бледное. И вышивка на нем иначе смотрится.

Ноги босые. Да, домашние туфельки я сняла, и они… Осматриваюсь и заглядываю под кровать. Обнаружив среди листьев то, что ищу, морщусь и, прихватив двумя пальцами, вытаскиваю покрытую слоем пыли обувь. Стукнув пару раз друг о дружку, надеваю, стараясь не надышаться поднявшейся в воздух пылью.