Книга Княгиня Ольга. Две зари - Елизавета Дворецкая

Поэтому Эльга чуть не подскочила среди ночи, когда в полудреме ей вдруг явилась мысль, как решить затруднения с Обещаной, не только не поссорясь со Святославом, но и заполучив верного союзника среди его ближиков. Открыв глаза, она еще раз прошлась по мысленной цепочке, прикидывая выгоды всех участников. Потом положила руку на плечо Мистине и позвала:

– Свенельдич, проснись! Я придумала.

Тихое посапывание прервалось.

– Что ты придумала? – совершенно ясным голосом спросил Мистина, будто и не спал крепким сном. Даже с любопытством, словно только и ждал всю ночь, не позабавят ли его чем.

Забава и впрямь намечалась знатная. Остаток ночи проведя в разговорах, утром Эльга послала за Вуефастом и попросила пожаловать к ней для беседы. Тот явился с двумя сыновьями, Радольвом и Унерадом. Конечно, боярин догадывался, что речь пойдет о подвигах младшего из двоих, и считал полезным иметь его при себе.

Тиун встретил их у ворот и пригласил не в гридницу, где боярин обычно бывал на пирах, а в хозяйскую избу. Вуефаст поклонился в благодарность, но, подняв рыжеватые брови, бросил значительный взгляд на сыновей – эко диво! Он еще не знал, как ему предстоит удивиться. Радольв улыбнулся, а Унерад ничего не заметил: он украдкой озирался, высматривая кого-то.

Отдав мечи отрокам на крыльце, трое мужчин вошли. В избе были только сама Эльга и Мистина – значит, беседа предполагалась тайная, доверительная. Две служанки стояли у накрытого стола, и, войдя, Унерад первым делом взглянул на них, а не на хозяйку. Это были Совка и Деянка, и тут же взгляд гостя ищуще прошелся по углам. Эльга улыбнулась и покосилась на Мистину: ты видел?

Но вот все поздоровались, и гости уселись на скамью напротив хозяйки: боярин – в середине, сыновья – по бокам. Старший, Радольв, внешностью пошел в материнский род: среднего роста, темноволосый, с округлым смышленым лицом. Унерад больше походил на отца – высоким ростом, сложением, рыжими волосами. Чтобы возместить недостаток обзора со стороны выбитого глаза, прикрытого тонкой кожаной повязкой, он приобрел привычку все время поворачивать голову из стороны в сторону, как сова.

– Мы, Вуефаст, двадцать лет с тобою знаемся и всегда в дружбе были, – начала Эльга. – Хотелось бы нам дружбу эту сохранить, не порушить из-за безделицы…

– И с чего же нам ее рушить? – Вуефаст опустил ладони на колени. – Разве мы тебя, княгиня, чем обидели?

– Помнишь, недавно случай был – умыкнули у меня со двора челядинку молодую? Святослав за гридя вступился, виру сам заплатил, обещал мне другую подарить?

– Было такое. – Вуефаст ухмыльнулся: о том случае в Киеве зимой было много разговоров.

– Подарил мне сын другую челядинку, – Эльга посмотрела на Унерада и поймала его взгляд, вспыхнувший при этих словах, – да боюсь, как бы и с ней того же самого не случилось. Умыкнет у меня деву добрый молодец, и поминай, как звали. Не хочу я больше посмешищем служить – что же за хозяйка, люди скажут, если своей челяди уберечь не может?

Вуефаст воззрился на Совку и Деянку. Совка была ровесницей княгини, Деянка – лет на десять помоложе, но все же не в тех годах, когда стоит опасаться похищения. Однако именно ему княгиня все это говорила не просто так. Для пустых бесед его сюда не звали.

– Двор стеречь у тебя дружины довольно, – ровным, осторожным голосом начал Вуефаст. – А если ее мало, – он взглянул на Мистину, – воевода подсобит.

– Тот мой обидчик, Оддгрим, был варяг, в Киеве ни ближиков, ни ужиков[18]. Но если то же самое сотворит сын хорошего рода полянского, что в доброй славе, то и вам, и нам позор напрасный. Не хочу до того дело доводить. Потому и позвала тебя, чтобы мы между собой все добром уладили. Ты ведь человек почтенный, разумный, дурной славы тебе не надобно.

Вуефаст медленно поднял брови, в чертах его полного лица отразилось показное недоумение. Эльга говорила мягко, дружелюбно, даже ласково, всем видом выражая расположение к собеседнику. И тем не менее она ясно намекнула, что опасается кражи со стороны Вуефастова дома. Тут он уже не мог прикинуться, будто не понимает ее.

Прежде чем ответить, Вуефаст повернулся сперва к старшему сыну – Радольв был удивлен не менее, – потом к младшему. А вот тот, похоже, понял княгиню лучше их всех. Унерад отворотился, отвел взгляд единственного глаза, румянец на свежих щеках от смущения заалел ярче. И когда Вуефаст снова посмотрел на Эльгу, на его лице недоумение сменилось беспокойством.

– На другого кого я б обиделся, – с суровостью, сквозь которую слегка сквозило опасение, ответил он. – Меня, в мои годы, в татьбе обвинить… Но ты, княгиня, мудра и законы знаешь. Просто так, с ветру, говорить не станешь. Не я же, старый, на твоих челядинок позарился! Неужто сыновья мои…

– Есть у меня в дому дева, – Эльга улыбнулась, – рода хорошего, знатного, собой красавица. И не диво, если молодцу запала в сердце.

– Откуда ты знаешь? – Вуефаст наклонился ближе. – Кто сказал тебе?

Эльга вынула из рукава ремешок с зелеными бусинами и покачала перед глазами гостей. Унерад покраснел, как спелая ягода, а Вуефаст прищурился, разглядывая снизку с таким выражнием, будто княгиня вдруг извлекла дохлую мышь.

– Это что за… такое?

– Сын твой прислал служанке моей. С чего бы ему дары слать чужой челяди? Уж нет ли умысла… на увод. Сам посуди.

– К… – Вуефаст хотел спросить, который сын, но глянул на Унерада и сам все понял по его смятенному виду. – Этот? Меньшой?

Эльга кивнула:

– Оно и не диво. Они с той девой знаются. Сын твой сам ее привез из земли Бужанской. Видно, там и сыскал судьбу свою. Перстень получил обручальный и отдарочек принес.

Вуефаст хмуро покосился на Унерада. Умыкание вольной девицы в былые времена приводило к кровной мести, но теперь, когда совершалось больше по взаимному согласию, обычно заканчивалось выплатой вена. Но увод чужой челядинки или ее обольщение – это кража, дело куда более позорное.

– Пока еще никто, кроме нас, об этом не знает, – добавила Эльга. – Не хочу, чтобы о тебе, муже честном, дурная слава пошла. Думаю, сговоримся-ка мы лучше добром. Мы ведь не чужие, мы все – русь Олегова, из одного гнезда славного вылетели.

– Правда, знаешь ли, Вуефаст, – вдруг подал голос Мистина, о котором гости почти забыли, пока он сидел молча, – если об этой снизке пройдет слух по городу, то истолковать ее можно и по-другому.

– Что еще? – Вуефаст взглянул на него с досадой.

– Люди могут подумать, будто в том деле с убийством в Драговиже все было не так, как рассказывают Болва и его товарищи.

– Но ведь с той стороны ни истцов, ни видоков нет! – не стерпел Радольв.

– Не скажи, – Мистина качнул головой. – В Киеве имеется четырнадцать человек, кто видел ваше сражение своими глазами. Вы, Унерад, сами их сюда и привезли. Я знаю, где они сейчас находятся. И если будет надо, устрою так, что их приведут на суд.