Книга Древо жизни - Генрих Эрлих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ранее бытовали другие определения, например, тело Святого Духа, Душа Мира или Формирующий Мир, в обыденной жизни просто астрал. Этот самый астрал имеет свою иерархическую структуру или, если угодно, двойственную природу. Есть высший астрал, имеющий чистую, божественную, духовную, солнечную природу, и низший астрал, замутненный материальным и находящийся под влиянием луны. Он-то нас сейчас и интересует. Вы, конечно, слышали о ноосфере или информационном поле, а если и не слышали, то, скорее всего, разделяете весьма распространенное мнение, что каждое наше действие, мысль или чувство не исчезают бесследно, а оставляют где-то свой отпечаток, память о себе. Это где-то и есть астральный свет.
— И совершенно зря нас покинул глубокоуважаемый Василий Иванович, — повысил голос Биркин, — потому что этот астральный свет есть не что иное, как Книга Совести, которую раскроет Иисус в день Страшного суда. В этой книге все о нас записано, ничто не останется тайной, самые потаенные мысли и мимолетные движения души. Проблема в том, что в астральном свете происходит стратификация мыслей, чистые и добрые устремляются в верхние слои, в сферы Гармонии, в область божественного солнечного эфира, а все нечистоте и злое остается внизу. Вся эта дрянь и гниль не только нависает над нами отравляющим облаком, но проникает внутрь нас, внутрь всех объектов, внутрь земли. Люди начинают сходить с ума, устраивать революции, убивать ни в чем не повинных сограждан, охотиться на ведьм, разгадывать древние коды. Создания рук человеческих начинают ломаться или идти вразнос. Природа откликается землетрясениями, ураганами, наводнениями, пожарами и эпидемиями.
— Лучшим, да по сути и единственным выходом из этой пиковой ситуации является уменьшение в мире злобы и ненависти в пользу добра и любви. «Давайте говорить друг другу комплименты!» — это не только поэтический призыв, это жизненная необходимость. Каждый наш комплимент есть вклад в предотвращение очередного катаклизма. Но для этого нужно, чтобы все люди объединились в благом порыве, в таком усеченном варианте общего дела, которое, боюсь, столь же малодостижимо, как и глобальное общее дело Федорова.
— Вот тут на помощь человечеству приходят маги или, лучше сказать, теурги, которые в течение уже многих веков расчищают эту выгребную яму низшего слоя астрала. Некоторые из них занимаются этим совершенно бескорыстно, кладут на это всю свою жизнь и почитают своей главной работой. Но даже те, которые пренебрегают этой малоинтересной работой и спешат воспарить в высшие сферы, тем не менее, вносят свой вклад. Они не могут ничего уничтожить, потому что все это, как мы уже отмечали, вечное, но, продвигаясь по этой свалке, они волей-неволей освобождают пути, сгребая весь мусор в кучки, а в кучках, как известно, меньше воняет. Но могут и уничтожить, потому что согласно Каббале в этой сфере зарождаются клипоты, отвратительные создания, демоны с собачьими головами, которые терзают людей, они вполне по силам магам средней руки.
Но Северина интересовали не маги, а мелкие бесы.
— Семен Михайлович, — несколько невежливо прервал он Биркина (тот был сам виноват, своими серьезными рассуждениями вернув Северина с небес на грешную землю), — я тут продолжаю заниматься Борисом Яковлевичем Каменецким. По своим каналам добыл на него досье в Конторе, но в нем есть пробел, касающийся 1991 года. Вы не поспособствуете по старым связям?
— Поспособствую, — сказал Биркин, как-то сникнув, — по чистой случайности я обладаю интересующей вас информацией. В 1991 году Борис Яковлевич Каменецкий отбывал заключение в республике Узбекистан по обвинению в хищении социалистической собственности. Этих сведений нет в головной Конторе, потому что все это совпало с местнической борьбой спецслужб, парадом суверенитетов и развалом страны.
Северин уже подбирал слова, чтобы мягко выяснить у Биркина, чем обусловлен его интерес к личности олигарха, но тут вернулись Наташа с Василием Ивановичем, и разговор принял другое направление. Теперь Василий Иванович тщательно подбирал слова, пытаясь ненавязчиво выяснить у Северина обстоятельства проводимого им расследования, перемежая свои вопросы рассказом о собственных изысканиях по тому давнему делу, описанному в «Записках» Путилина.
— Нельзя не признать, что два этих случая, при всей их различности, очень похожи, — говорил он, — а меня как специалиста чрезвычайно занимают такие исторические аналогии, разнообразные случаи повторов в истории. Конечно, я рассматривал то злодейское убийство с иной точки зрения, чем господин Путилин, но, думаю, мой взгляд будет вам интересен, допускаю даже, что он, если и не поможет вам в вашем расследовании, то прояснит суть происходившего. Посмотрите как-нибудь на досуге, — с этими словами он протянул Северину синюю пластиковую папку, в которой находилось около сотни листов с напечатанным на пишущей машинке текстом.
Северин со словами благодарности принял папку и поспешил откланяться. Наташа вышла проводить его.
— У Наташи новое увлечение, — констатировал Василий Иванович, задумчиво глядя им вслед.
— Да, и опять мужчина много старше ее, — в тон ему ответил Биркин.
— Ничего удивительного, она в любом мужчине ищет отца.
— Несчастная девочка!
Мужчины надолго замолчали, погрузившись в свои мысли.
— А что вы думаете обо всем этом? — спросил, наконец, Биркин.
— Думаю, что — да! К моему глубокому прискорбию.
«Мне бы таких свидетелей!»
Санкт-Петербург, 21 февраля 1879 года
Первая рыбка попалась следующим утром. В сыскную явился извозчик, который показал, что в указанное время на Сенной площади его подрядила приличного вида барышня, он свез ее на Большую Конюшенную, там прождал около получаса, а потом свез ее обратно, к дому де Роберти, за что получил обещанный рупь, а на чай ни копейки. Последние слова я дослушивал уже на ходу.
Дом де Роберти представлял собой сущий Ноев ковчег, сам домовладелец не мог точно сказать, сколько в нем обретается людей, потому что арендаторы квартир и комнат в свою очередь сдавали углы квартирантам. Жильцы там были разные, иные и прямой сброд, но приличного вида, а вот стриженая барышня была всего одна, что я достаточно быстро установил с помощью квартального надзирателя и старшего дворника.
— Уж с месяц снимает квартиру из двух комнат с кухней, паспорт имеет на имя Серафимы Поплавской, девицы, из мещан, — доложил мне старший дворник, — только никакая она не мещанка, а из благородных, да и паспорт, я так думаю, фальшивый, — с обескураживающей откровенностью сказал он, — а еще неделю назад к ней приехал брат, только я думаю, что никакой он ей не брат, но, с другой стороны, и не полюбовник. Строгая барышня!
Квартира была на четвертом этаже. Звонков в доме де Роберти не держали, поэтому я постучался. Раздались быстрые шаги.
— Кто там? — раздался сухой женский голос.
— Телеграмма, — дребезжащим голосом ответил я.
— Подсуньте под дверь.