Книга Я не боюсь - Никколо Амманити

– Помоги мне! Помоги! – крикнул папа Барбариному отцу.

Тот набросился на Феличе, и им вдвоем с трудом удавалось удерживать парня.

– Я не сделаю этого, сволочь! – повторял Феличе. – Я не пойду в тюрьму за тебя. Даже и не думай!

Сейчас он его убьет, подумал я. Старик поднялся на ноги.

– Тогда я сам сделаю это. Но учти, если туда пойду я, ты тоже сядешь, отморозок. Я тебя уверяю.

Феличе вырвался из рук папы и Барбариного отца, стряхнув их, словно перхоть, и бросился к старику.

Старик вытащил из кармана пистолет и положил на стол.

– Ну, давай, сучонок, попробуй еще раз ударить меня. Давай, давай. Я прошу тебя, ударь…

Феличе застыл на месте, как в игре «раз-два-три, замри!».

Папа встал между ними.

– Хватит! Успокойтесь, наконец!

– Ну давай! – Старик засунул пистолет за пояс.

Мама сидела в углу, плакала и повторяла, держа руку у рта:

– Тихо! Прошу вас, тише! Прошу вас, тише!

– Почему он его хочет застрелить?

Я повернулся: Мария стояла у меня за спиной.

– Возвращайся в постель! – прошипел я. Она отрицательно покачала головой.

– Мария, вернись в постель!

– Мария сжала губы и покачала головой – нет. Я поднял руку, чтобы дать ей подзатыльник. Но сдержался.

– Ложись, ложись и не пытайся заплакать.

Она подчинилась.

Папе тем временем удалось усадить всех. Сам он продолжал ходить по кухне, блестя глазами, словно у него внутри включили свет.

– Хватит! Давайте решать. Сколько нас? Осталось только четверо. Самых идиотов. Ну и ладно. Кто проигрывает, тот его и убивает. Это не так трудно.

– И получает пожизненное, – сказал брадобрей, вытерев вспотевший лоб.

– Браво! – Старик захлопал в ладоши. – Наконец-то вы начали соображать.

Папа взял коробок спичек и высыпал их на стол.

– Вот так. Сыграем в игру. Вы знаете ее?

Я закрыл дверь.

Я знал эту игру.

В темноте я нашарил майку, штаны и стал одеваться. Куда задевались сандалии?

Мария села на кровати и смотрела на меня.

– Ты чего?

– Ничего.

Сандалии я нашел в углу.

– Куда ты собрался? Я застегнул сандалии.

– Куда надо.

– Хочешь, я тебе скажу одну вещь? Ты плохой. Очень плохой.

Я наступил на кровать, а оттуда – на подоконник.

– Что ты делаешь?

Я посмотрел вниз.

– Иду к Филиппо.

Отец, к счастью, припарковал грузовик прямо под окном.

– А кто этот Филиппо?

– Один мой друг.

Было высоко, я боялся, что тент грузовика не выдержит, он был почти гнилой. Папа все время говорил, что пора покупать новый. Если я прыгну ногами вперед, то он точно прорвется, и я шлепнусь на дно кузова.

– Если ты это сделаешь, я маме пожалуюсь.

Я посмотрел на нее:

– Успокойся. И спи. А если придет мама… Скажешь ей… Скажешь… Скажешь, что в голову придет.

– Она очень рассердится.

– Ну и пусть. – Я перекрестился, задержал дыхание, сделал шаг вперед и упал вниз, широко расставив руки.

Я приземлился прямо на спину в самую середину тента, без единой царапины. Тент выдержал. Мария высунулась из окна:

– Вернись сейчас же. Я тебя прошу.

– Скоро вернусь. Не беспокойся. – Я перебрался на кабину, а оттуда на землю.

Дорога тонула в темноте. Дома стояли темные и молчаливые. Единственные освещенные окна были в моем доме. Фонарь у фонтана был окружен роем мошкары.

Облака затянули небо, и селение было окружено мраком. И мне предстояло войти в него, чтобы отправиться к ферме Меликетти.

Я должен был найти в себе мужество.

Тайгер Джек. Думай о Тайгере Джеке.

Индеец мне бы помог. Прежде чем сделать что-нибудь, я должен думать, как бы в этом случае поступил на моем месте индеец. В этом весь секрет.

Я забежал за угол взять велосипед. Сердце колотилось в груди.

Яркий «Red Dragon» стоял, нагло привалившись к Бульдозеру.

Я собрался было взять новый велосипед, но остановился, я же не сумасшедший, куда я доберусь на этом драндулете?

Старик Бульдозер летел как птица.

– Вперед, Тайгер, вперед! – причитал я.

Я ехал сквозь чернила, едва различая дорогу, а когда ее не видел, то представлял в памяти. Порой острый лунный луч прорывался сквозь разрывы в облаках, затянувших небо, и на мгновение становились видны поля и очертания холмов по обеим сторонам дороги.

Я, сжав зубы, мчался вперед.

Раз, два, три, вдох…

Раз, два, три, вдох…

Шины хрустели по гравию. Ветер облеплял лицо, словно теплая сметана.

Пронзительный вскрик совы и далекий лай собаки. И вновь тишина.

Но я чувствовал их во мраке. Я представлял, как они стоят вдоль дороги, маленькие существа с лисьими ушами и красными глазами, следя за мной и говоря друг другу:

– Смотри! Смотри, мальчишка!

– Что он делает ночью в этих краях?

– Схватим его!

– Да, да, да, прекрасная мысль… Схватим его!

А позади них стояли властелины холмов, гиганты в земле и колосьях, не сводившие с меня глаз и ожидавшие, когда я остановлюсь, чтобы навалиться на меня и похоронить под собой. Я чувствовал их дыхание. Оно походило на звук ветра в колосьях.

– Филиппо, я скоро буду… Филиппо, я иду, – повторял я, дыша с трудом.

Чем ближе была ферма, тем сильнее и удушливее становился охватывавший меня ужас.

Свиньи Меликетти, вот в чем дело.

Волосы на макушке встали дыбом.

Властелины холмов и полей наводили на меня страх, но я знал, что их не бывает, что я их себе навоображал, о них я не мог поговорить ни с кем, меня бы высмеяли. Но свиней, наоборот, можно обсуждать долго, потому что они существуют на самом деле, готовые сожрать все, что попадется.

Живая плоть.

«Пес попытался сбежать, но свиньи не дали ему это сделать. Сожрали в два счета», – сказал Череп.

Не исключено, что Меликетти на ночь выпускает их, и они бродят вокруг фермы, огромные, злые, вынюхивая что-то своими зверскими рылами.

Чем дальше мне быть от этих тварей, тем лучше.