Книга Созданные для любви - Барбара Делински

— Я просто знаю, — убежденно ответил Джесс. — Когда ты в последний раз была с мужчиной?

— Я… не помню.

— Давно. И ты не из тех, кто прыгает в постель к мужчине после пары дней знакомства. Ты не распущенная.

— Нет, но…

— Ты дважды была замужем. С кем-нибудь из мужей у тебя была такая ночь, как наша сегодняшняя?

— Нельзя построить отношения на одном сексе.

— На том, что было у нас с тобой, — можно.

Лиа понимала, что он имеет в виду, и это выводило ее из равновесия. Джесс Крэй — всего лишь садовник. Пусть он умен и хорошо умеет излагать свои мысли, но у него нет ни родословной, ни приличного образования. Он живет в однокомнатном домике на земле, принадлежащей владельцу поместья, — фактически зависит от милости хозяина. Джесс Крэй решительно не вписывается в образ мужчины, которого она искала, он его антипод.

Однако он самый восхитительный, волнующий мужчина из всех, кого ей доводилось встретить, самый искренний, самый нежный, самый страстный. А когда Лиа вспоминала о чувствах, которые он у нее вызывал — и не только в постели, но и на берегу, и в саду, и среди роз, и на вересковой пустоши, — она почти готова была поверить, что он и есть единственный мужчина, предназначенный ей судьбой. За все свои тридцать четыре года своей жизни она еще никогда не чувствовала себя любимой.

Глава 11

Уэнделл Кумбс неторопливо пересек веранду магазина и сел на длинную деревянную скамью. Обращаясь к мужчине, сидевшему на другом конце скамьи, сказал вместо приветствия:

— Кларенс.

— Уэнделл, — последовал ответ.

Уэнделл с опаской принюхался к содержимому своей кофейной чашки. Сорт сегодняшнего кофе был выращен в стране, название которой он не мог даже выговорить, не что отыскать на карте. Во всяком случае, на своей карте. Его карта была выпущена тридцать семь лет назад, на ней нет мест, названия которых невозможно выговорить.

Пока еще не сделав ни глотка, он поставил чашку на колено, где от этой бурды мог быть хоть какой-то прок, горячая чашка согревала больное место.

— Мир катится в тартарары, — проворчал он. — Все стало не так, как раньше. Никто уже не варит такой кофекак варила Мэйвис, даже сандвича с белым хлебом нигде не купишь.

— Нормальный хлеб.

Уэнделл издал звук, который должен был выразить, что именно он думает по поводу нынешнего хлеба и новомодного кофе, привозимого из стран с непроизносимыми названиями.

—Но их, в Старз-Энд, это вроде не волнует, говорят, кухарка Гвен покупает эту ерунду, — пробурчал Уэнделл. Небось помнит, для кого она стряпает.

—А я слышал, что она не кухарка. Они сами себе готовят. Кто сказал?

—Моя Джун, ей рассказала Салли Гуд, а той рассказа ее кузина Молли, а она уж разговаривала с самой Гвен.

— Чем же тогда эта Гвен занимается? — рявкнул Уэнделл.

— Управляет домом.

— А, ясно, ведет бухгалтерские книги, Хотел бы я знать какого лешего они пишут в этих своих книгах? Что, у I столько денег? Две старшие дочки, обе такие важные, расфуфыренные, вчера ездили в город и швыряли деньп направо и налево.

Кларенс вынул трубку изо рта, повертел так и этак, г. глядывая черенок, потом снова взял ее в зубы.

— А я слышал другое.

Уэнделл уставился на него. Кларенс не спеша достал из кармана кисет и насыпал в трубку табак. Набив трубку так, как ему нравилось, сказал:

—Говорят, они очень даже ничего.

Во все еще изумленно вытаращенных глазах Уэнделла сверкнула злоба.

—Это еще кто сказал?

—Эди Стилмен. Она разговаривала с одной из них, с той, что живет в Сент-Луисе.

Уэнделл сплюнул:

—Эди Стилмен, тоже мне авторитет.

Кларенсу нравилась Эди, она всю жизнь прожила в Мэне. Она, правда, художница, но вовсе не развратная, хотя Уэнделл предпочитал считать по-другому. Не будь она художницей, она, может, давным-давно уехала бы из Даунли. Отсюда многие уезжают, особенно те, кому по работе нужно жить в большом городе. А художники съезжаются в Даунли, потому что здесь есть другие художники и потому что им здесь хорошо работается. В городе куда хуже.

— Интересно, что она говорила про мамашу? — спросил Уэнделл.

Кларенс сунул трубку в рот.

— Сказала, что та жила в большом городе, в особняке.

— Еще бы, сплошная показуха.

Кларенс сунул в карман парусинового пиджака кисет и взамен извлек оттуда коробок спичек. — Может, это просто правда.

—Хм, правда! Я тебе скажу, что правда. На самом деле та, что из Чикаго, якшается со всякой шпаной и с художниками, мне рассказал Саймон. Так что жди неприятностей.

Кларенс не спеша раскурил трубку.

— Только если ее друзья приедут сюда, — заметил он, выпуская дым.

— И еще одно, — продолжал Уэнделл. — Муж хозяйки помер три года назад, за это время как раз можно успеть пустить по ветру все, что он нажил. Помяни мое слово, она что-то здесь высматривает.

—Как она может что-то высматривать, если ее даже здесь нет?

— А почему ее нет, ты не думал? — спросил Уэнделл.

Источники Кларенса выдвигали на этот счет разнооюразные версии, но ни одна из них не показалась ему убедительной. Высказывалось предположение, что новая хозяйка только и делает, что устраивает приемы, и ей некогда приехать, но ни один из собеседников Кларенса не верил, что этим может заниматься дама почтенного возраста. Более вероятно, что она просто не торопится.

— Может, она решила дождаться, пока ее дочки все здесь обустроят.

— Все уже давно сделано, а она до сих пор не появлялась.

— Может, гостит у друзей?

— Пока дочки ее дожидаются?

—А что говорит Эльмира?

Уэнделл насупился:

—Эльмира говорит, что леди боится сюда ехать, но откуда Эльмире знать? Говорю же, Джинни Сент- Клер что-то высматривает.

Кларенс усмехнулся:

—В Старз-Энд высматривать нечего, там ничего особенного и нет, кроме цветов и Джесса.

Уэнделлу нравился Джесс, и, почувствовав прилив сил при одной мысли о садовнике, он поднес чашку ко рту, сделал глоток и передернулся. Когда спазм прошел, он сказал:

—Джесс — один из нас, можно не сомневаться, чью сторону он примет, если надо будет постоять за честь Старз-Энд. Он любит поместье.

С этим Кларенс спорить не стал. Он прикоснулся пальцами к краям шляпы: на ступеньках универсама появилась Колли Далтон.

— Доброе утро, Колли.

— Доброе утро, Кларенс.

Уэнделл сидел, уставившись прямо перед собой, пока Колли Далтон, жена отступника, не скрылась в магазине, но на душе у него было неспокойно.