Книга Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос

Загадочное затемнение. Душераздирающая музыка.

Я бы предпочла 'My Immortal’, но готова рассмотреть альтернативные варианты, открыта любым предложениям.

— Ты что вытворяешь? — рычит фон Вейганд, совсем не заботясь об утраченной красивости момента, нависая надо мной разъяренным коршуном. — Зачем в море полезла? Сдохнуть хотела?

— Ты м-мог б-быть, — запинаюсь, зубы отстукивают лихую чечетку, никак продышаться не удается. — П-по-по-вежливее.

— Какого черта ты туда поперла? — стискивает мои плечи до хруста, встряхивает, как тряпичную игрушку, подхватывает, укладывает на свой пиджак, накрывает сверху рубашкой, как будто отогреть пытается. — Что за бес тебя дернул?

— В-вообще, — откашливаюсь, прочищаю горло. — Вообще, я тебя спасала.

— От чего? — взвывает яростно.

— От смерти.

Мой палач выглядит озадаченным. Несколько удивленным. Вероятно, даже слегка пораженным. Ну, так. Самую малость.

Брови сурово сдвинуты, а в густой черноте глаз клубятся самые темные чувства. Губы кривятся в хищном оскале. Зубы обнажены. Такому волю дай. Вгрызется в глотку.

Он изумлен. Немного. Разве нужно спасать от смерти того, кто и есть смерть?

— Ты сказал, чтобы я теперь жила одна, типа все оплачено, мешать моему одиночеству не станешь, — совершаю судорожный вдох. — А потом ушел вдаль. Исчез. Я не видела тебя в море. Не находила. Начала звать и не получила никакого ответа. Пришлось действовать незамедлительно. Бросаться на помощь.

Опять кашляю. Рвано вдыхаю.

— Что скажешь в свое оправдание? — спрашиваю нарочито сурово. — Признавайся. Почему полез в ледяную воду? Сейчас вот явно не купальный сезон.

— Дура, — вздыхает. — Какая же ты дура.

— Знаешь, хватит, — недовольно морщусь. — Раз назвал и достаточно. Конечно, успел меня по-всякому просклонять, но эта твоя сегодняшняя «дура» звучит особенно обидно.

— Ты не умеешь плавать.

— Умею, — хочу прикрикнуть, однако издаю лишь жалобный писк. — Я… я просто не привыкла плавать так много и долго.

— Ты не думаешь, — произносит мрачно.

— Думаю, — протестую, бунтую отчаянно.

— Никогда, — его губы так близко, дыхание выжигает клеймо.

— Да, — автоматом выдаю в тон ему и тут же взвиваюсь: — Что? Нет. Я думаю. Постоянно и напряженно. Каждую секунду, каждое долбаное мгновение и…

— И ничего не соображаешь, — припечатывает фон Вейганд.

Врезаю ему по щеке ладонью. Дарю звонкую и хлесткую пощечину. Сама пугаюсь, застываю в ожидании кары. Но он просто смеется, чуть поворачивается и целует мое запястье. Мягко прижимается губами, скользит языком по нервно бьющейся вене.

Какой он горячий. Градусов сто. Нет. Гораздо больше. Обжигает по живому.

Оголенный провод. Мощный. Пронизанный электрическим током.

— Я боялась тебя потерять, — роняю тихо.

— Зря, — ухмыляется шире. — Я же говорил. Умирать не умею. А если бы решил свести счеты с жизнью, то выбрал бы другой способ.

— Не надо, — лихорадочно мотаю головой. — Не надо никаких способов.

Касаюсь его ладонями. Ощущаю бой крови. Пропускаю удары сквозь себя. Как выстрелы. Как тяжкие ранения.

Боже. Как давно я касалась его так. Жадно. С диким, отчаянным, исступленным желанием. До жгучего жжения под заледеневшей кожей.

Господи. Да я никогда его так не касалась. Не ощущала такого. Безумного. Одержимого. Бешеного. Пробирающего до самого нутра. Адского голода.

— Я бы умерла, — продолжаю судорожно. — Честно. Правда. Если бы ты не пришел за мной, я бы умерла.

— Почему, — хмыкает, кривится. — Может, и выплыла бы, продержалась на волнах. При доле везения.

— Я не про сейчас, — нервно улыбаюсь. — Наверное, даже не про сегодня.

— Я тоже, — проводит тыльной стороной ладони по щеке. — Я понял.

— Алекс, — всхлипываю, глотаю набежавшие слезы. — Я так… Я… Я тебя…

Он сгребает меня в объятья. Сжимает. Жутко. Жарко. Жестоко. Сдавливает. Вбивает в горячее крепкое тело.

— Убью, — рычит грозно и яростно, заставляет сотрясаться, подрагивать изнутри. — Я тебя убью. Когда-нибудь. А потом оживлю. И снова убью. Прикончу суку. До смерти затрахаю. Забью. Буду убивать долго. Опять и опять. И мне никогда это не наскучит. Не надоест.

— Убей, — шепчу я. — Пожалуйста, убей.

Касаюсь его лица холодными пальцами, едва лишь дотрагиваюсь, обвожу каждую линию. Каждую черту. Жесткую. Жестокую. Железом высеченную из ледяного гранита. Действую порывисто, лихорадочно, не отдаю никакого отчета в собственных поступках. Каменею.

Ты.

Реальный. Настоящий. Идеальный. До боли. До дрожи. До одури. Четко. Точно. Как по моему безумному, извращенному заказу.

Бог. Дьявол. Нет. Просто человек. Единственный. Тот, без кого отказываюсь бродить по грешной земле. Тот, без кого не существую. Вообще. Никак. Ни при каких условиях.

Мужчина моей мечты. Сотканный из тьмы. Дикий. Неукротимый. Неудержимый. Шальной. Запрещенный законом во всех цивилизованных странах.

Герой. Героин. Агония в груди. Единица моего персонального безумия. Доза свинца в живую мишень между ребрами. Гребаная одержимость. Битая грань.

Ты.

Кумир моей темноты.

Так что потом? Взойдет солнце — исчезнешь. Рассвет сотрет твои следы. Сотрет мои шрамы. Разрушит нашу порочную магию.

Никогда. Не позволю. Не допущу. Удержу мгновение силой. Вырежу нашу историю глубоко внутри. На мясе. На костях. И даже глубже. Там, где живет душа.

Ты.

Один. Всегда. Везде. Навечно. На века.

Остальные — только тени. Дешевые копии. Подделки. Лживые и фальшивые. Бюджетные версии. Отблески истины. Заведомо провальные эксперименты.

Ты.

Правда.

Боль. Яд. Отрава. Кайф. Экстаз. Безудержный. Запредельный. Запретное откровение. То, ради чего стоит погибать. И выживать. Раз за разом. Теряя счет. Ныряя во мрак.

Ты.

Мой.

А я твоя.

Глупо бежать.

Бесполезно.

Это.

Не страсть. Не привычка. Не привязанность. Не похоть. Не голое притяжение тел, вдруг столкнувшихся по воле случая. Не проклятие. Не коварный план врагов. Не заговор.

Не дар. Не благословение небес. Даже не любовь.

Приговор.

Нож в горло. Острый клинок под ребра. Еще и еще. Лезвие за лезвием прямо в плоть. Безжалостно и беспощадно, вгрызаясь с утробным рычанием.