Книга Петр Первый. Проклятый император - Андрей Буровский

У немецких союзников Петра, в Пруссии и Саксонии, были запрещены сочинения, оскорбительные для Московии, но тут, скорее всего, дело было как раз в союзнических отношениях, а не в радении о справедливости.

Характерна реакция московитов: в 1705 году отправлен в Германию «служилый иноземец», некто Гюйссен с опровержением:

«Пространное обличение преступного и клеветами наполненного пасквиля, который за несколько време ни был издан в свет под титулом «Письмо одного знатного немецкого офицера к тайному советнику одного высокого владетеля, о дурном обращении с иноземными офицерами, которых московитяне привлекают к себе в службу».

В этом сочинении Нейгебауэра называли «архишель мой» и другими сильными словами, его характер и поведение в Московии расписывались самыми черными красками, вплоть до обвинения в измене, воровстве и так далее. По существу же обвинения, брошенные Мартином Нейгебауэром, не опровергаются, а только рассказывается о том, что обиженные в Московии сами виноваты в подобном обращении.

Нейгебауэр отвечает в совершенно отвратительном духе ― что Гюйссен сам вор и получил место через посредничество любовницы Меншикова… Но эта «полемика» для нас уже малоинтересна.

Для попыток понять происходящее несравненно важнее вот эта деталь ― попытка не опровергать, что кого–то казнили, а кому–то плевали в лицо, а «переводить стрелки» на самих обиженных, очень подозрительна. Невольно приходишь к выводу, что обвинения Нейгебауэра могли иметь основания… Тем более что, если тот солгал, нет ничего проще ― устроить турне по Германии и майору Кирхену, и полковнику Штрассбергу, и уж тем более «покойнику» Бодивину ― пусть они пьют во всех кабаках, выступают на всех офицерских и дворянских собраниях во всех княжествах и такой приятной службой доказывают лживость выдумок Нейгебауэра… Однако это сделано не было, и тут тоже возникают вопросы.

Тем более что положение иноземцев при Петре и правда изменилось. До Петра все внутренние «разборки» между иноземцами не подлежали московитскому суду. Это решение, может быть, и не идеально с точки зрения юриспруденции, но для самих иноземцев очень удобно. При Петре же служилые иноземцы все больше подчиняются законам самой Московии. Все бы ничего, но только вот правовая практика Московии очень отличается от европейской, и это вызывает осложнения… Сегодня пишутся чуть ли не диссертации, имеющие целью доказать, что Московия вовсе не была отсталой и что говорить о ее отставании от Европы могут только вконец испорченные люди. Но служилые иноземцы не читали этих сочинений и упорно считали законы Московии грубыми и жестокими.

Можно сколько угодно осуждать обычай дуэлей, но, во всяком случае, согласно нему в поединке сходились люди по законам рыцарской чести. Опять же, можно считать все разговоры о рыцарстве и о самой чести чистейшей воды лицемерием ― дело личное. Но европейцы так не считали, и категорический запрет, наложенный на дуэли Петром в 1702 году, им не нравился.

А еще больше не нравилось, что за выход на поединок, независимо от его результатов, полагалась смертная казнь, а за одно лишь обнажение оружия ― отсечение правой руки.

В годы Петра в законодательстве смертная казнь предусматривалась 90 статьями (при Алексее Михайловиче ― 60 статьями), но тут на смерть и увечья обрекались люди по царскому указу, не имеющему ничего общего с законом. Европейцам это «почему–то» не нравилось, как и право любого начальника бить их батогами и «право» царя плевать им в лицо и рукоприкладствовать.

Везде было так же?! Может быть, но вот иностранные офицеры почему–то думали иначе и служить Петру не торопились.

А кроме количества служилых иноземцев изменилось еще и их качество. Если среди иноземцев, въехавших в Московию при Алексее Михайловиче, было много культурных и умных людей и многие из них дали начало интеллигентным русским фамилиям, то неизвестен ни один иностранец, приехавший в Московию при Петре и ставший родоначальником культурной, известной русской семьи. Ни один. Такие иноземцы появятся при Екатерине… Но к тому времени и законодательство страны станет другим; и для русского дворянства тоже будут существовать иные правила жизни, не очень отличающиеся от правил жизни в Европе.

А пока в Московию едут в основном люди двух сортов: диковатые создания, которые не имеют ничего против риска получить порцию батогов или плевок в спитую физиономию. Или те, кому бежать особенно и некуда: можно податься в колонии, за океан, можно ― в Московию. В колонии лучше, потому что в Америке и в Индии больше шансов разбогатеть; но в колониях европейцы мрут, как мухи осенью, а в Московии климат получше и попривычнее.

Надеюсь, нет необходимости доказывать, что далеко не всякий человек стал бы участвовать по доброй воле в сборищах Всепьянейшего собора. У иностранцев, кстати, и была возможность не участвовать! Когда Иоганн Корб не захотел принять «благословения» Никиты Зотова скрещёнными трубками, он и ушел прочь. Но вот за каретой Якова Тургенева шли оба «короля» ― Бутурлин и Ромодановский, а с ними ― Лефорт, Гордон, Тиммерман, Памбург, до десяти иноземцев–полковников: иностранцы, променявшие остатки чести на милости царя Петра.

Среди иноземных слуг Петра огромен процент джентльменов, по которым плакала веревка или прочный каземат с решетками на окнах. По крайней мере, трижды он возводил в адмиралы откровенных пиратов, а общая «нехватка кадров» доводила до того, что герцога Огильви, под Нарвой в 1700 году позорно перебежавшего к шведам со всем своим штабом, Пётр опять принял на службу и окончательно расстался с ним только в 1706 году, когда бестолковость Огильви превзошла все мыслимые пределы.

ЭКОНОМИКА

Многие историки всерьез считают, что если до Петра в Московии было всего 30 мануфактур, а при нем стало 240, то во столько же раз и стала сильнее российская экономика… Но это серьезная ошибка.

Дело в том, что, начиная с последних лет правления Алексея Михайловича, в Московии развивалась РЫНОЧНАЯ экономика. Государство могло помогать заводчикам, давать им ссуды, предоставлять льготы, но старалось поддерживать производство, построенное на вольном труде и способное выбрасывать продукцию на рынок. Очень часто правительство выбирало, у кого покупать нужную ему продукцию; именно частные производства создали материальную базу армии 1670–х годов. Эти предприятия помогли выиграть войну с Турцией 1676―1681 годов.

Пётр же поступал совершенно, принципиально иначе. Если давал льготы ― то таким образом, чтобы исключить всякую конкуренцию между владельцами предприятий. Если давал подряды ― то «своим». В лучших традициях советской «затратной экономики» купцы тратили огромные деньги на «умасливание» чиновников, на получение максимальных льгот и привилегий: это оказывалось несравненно выгоднее, чем выбрасывать на рынок конкурентоспособный товар.

При этом наглость подрядчика и, соответственно, его способность извлекать доходы находилась в самой непосредственной связи с его близостью к царю. Меншиков взял подряд на создание канала из Волхова в Неву ― в неспокойном Ладожском озере часто налетали сильные, внезапные ветры, за считаные минуты поднимали волну до 5―6 метров высотой. Много барж погибало, и в народе задуманный канал даже ласково называли «невской канавкой». Так что нужен был сам по себе канал, но вот способ его создания оказался до невозможности оригинальным: 7 тысяч человек погибли на строительстве от голода и невыносимых условий жизни, 2 миллиона рублей, выделенные из казны, исчезли неведомо куда, а канал при жизни Петра так и не был построен.