Книга Другая правда. Том 2 - Александра Маринина

– Говорят, что нести труп тяжелее, чем живого человека такого же веса. Это правда? – спросил Петр, не открывая глаз.

– Правда. И не забудьте эмоциональную составляющую: у вас на плече мертвый человек, вы держите его руками, касаетесь щекой. Такие впечатления сильно выматывают, отнимают силы, даже если вам кажется, что вы гигант цинизма и равнодушия и вам всё по фигу. Сознание подбрасывает вам иллюзии, но подсознание знает всё и видит, как оно есть, а не как вам хочется.

– Ясно… Но за час Сокольников, пожалуй, мог справиться.

– За час – мог, – согласилась Настя. – А если прошел не час, а значительно меньше?

– Тогда вряд ли. Но свидетель же сказал, что прошло не меньше часа. Вы сами говорите, что воспоминания привязаны к значимым событиям и в них можно не сомневаться.

– Сомневаться всегда можно. И нужно. Свидетель посмотрел на часы, когда проснулся от боли, ему нужно было принимать решение, вызывать ли врачей или дождаться открытия аптеки и купить лекарство, чтобы сделать укол самостоятельно. В этой части показаниям можно доверять. Но когда белая «Мазда» выезжала из двора, свидетель на часы не смотрел, и его ощущение, что прошло очень много времени, не меньше часа, является субъективным. Когда испытываешь сильную боль и ждешь, что тебе помогут, восприятие времени искажается, каждая секунда кажется вечностью. Спросите любого врача, работавшего на «Скорой», и он вам расскажет сто пятьдесят историй о том, как бригада прибыла на вызов в течение семи-десяти минут, а больной кричит: «Почему так долго?! Я вас три часа жду, я больше не могу терпеть, я чуть не умер!» Думаю, что в нашем с вами случае прошло на самом деле минут двадцать, возможно, чуть меньше. Ночь, пробок нет.

– Ну да… Тогда получается, что Сокольников в одиночку вряд ли смог бы уложиться в такое время. А следователи почему не обратили внимания на это?

– На психологические особенности формирования показаний очевидцев вообще мало кто обращает внимание, хотя в науке все давно исследовано и разработано. Но кому эта наука нужна? Кто читает научные книги? Наука в нашем деле, Петя, востребована тогда, когда позволяет ответить «да» или «нет». Точно и определенно. Принадлежат ли следы рук Иванову? – Да. Выстрелена ли пуля из пистолета, изъятого у Петрова? – Нет. А когда наука заставляет сомневаться, она только мешает. Сами подумайте, кому нужна наука, которая говорит: если очевидец утверждает, что видел серый автомобиль с красной полосой, то имейте в виду, что это может оказаться голубой автомобиль без всяких красных полос. Что опер или следователь будут делать с этими знаниями? Куда их приткнуть?

Петр открыл наконец глаза, оторвал затылок от подголовника, выпрямил спину.

– Да ладно! Насчет серого автомобиля с красной полосой – это вы серьезно? Или так, для наглядности преувеличили?

– Абсолютно серьезно.

Настя поискала глазами нужную книгу, сняла с полки. Книга о психологических особенностях показаний очевидцев была старой, в мягкой обложке, между страниц торчали многочисленные разноцветные самоклеющиеся полоски-закладки, а поля испещрены карандашными пометками. Когда-то давно она заглядывала в эту книгу чуть ли не каждую неделю, потом – реже, ибо выучила почти наизусть.

– Вот послушайте, описан реальный случай из практики: «При расследовании автопроисшествия потерпевшая в своих показаниях утверждала, что сбившая ее машина была „Скорая помощь“, марки „Волга“, светло-серого цвета. В действительности ее сбила машина специальной медицинской службы, марки „Москвич“, темно-вишневого цвета». Такое несоответствие показаний потерпевшей в действительности можно объяснить тем, что воспринятый ею красный крест на стекле автомашины, сбившей ее, вызвал привычное представление об автомашине «Скорой помощи», которые бывают чаще всего марки «Волга», светлых тонов. Это написано в начале семидесятых. О том, что боль влияет на восприятие временных промежутков, предопределяя их переоценку, известный советский ученый Борис Ананьев писал еще в шестьдесят первом году. Психологические аспекты в криминалистике разрабатываются очень давно, много десятилетий, проведена куча исследований, написано множество томов, а толку? Никто не обращает внимания, никто не берет в голову, не использует в раскрытии и расследовании преступлений. А зря. И вы только что имели возможность в этом убедиться.

– Ну ни фига ж себе! – Петр даже присвистнул. – Перепутать светло-серый цвет с белым – это ладно, это я бы еще понял. Но с темно-вишневым – это вообще запредельно!

– Потерпевшая не перепутала, – терпеливо поправила Настя. – Она стала жертвой очередной иллюзии. Она вообще не видела ни цвет машины, ни марку, она увидела только красный крест, связанный в ее сознании с понятием «медицина», а все остальное мозг достроил сам.

– А наоборот бывает? – с любопытством спросил Петр. – Чтобы прошло много времени, а человеку казалось, что буквально пять минут?

– Конечно. Алкоголь – лучший друг всех искаженных восприятий. Даже один бокал сухого вина дает неправильную оценку временных промежутков, расстояний, громкости, температуры окружающей среды, цвета. Состояние опьянения – это, пожалуй, единственное, о чем никогда не забывают и что почти всегда учитывается при оценке показаний, если нужно внести сомнение и расшатать доказательства чьей-то виновности или причастности. Мол, что ж вы хотите, человек был нетрезв, полагаться на его показания нельзя. Но это же бытовые знания, доступные каждому, ведь каждый из нас с самого детства видел пьяных и хорошо знает, какими они бывают. А знания более специальные уже отвергаются: да ну их к черту, только суматоху вносят, пользы от них никакой. Особенности распознавания цифр и букв в условиях дефицита времени – на помойку! Особенности распознавания слов на фоне «белого шума» – да ерунда, кому оно надо?

– «Белый шум»? Я не понял, при чем тут расследование преступлений.

– Шум в вагоне метро, например. Свидетель дает показания о том, что ехал в метро и слышал, как рядом с ним разговаривали два человека, пересказывает услышанное. Следователь добросовестно записывает в протокол. Свидетель был трезвым и выспавшимся, в деле не заинтересован, с подозреваемыми или обвиняемыми не знаком, то есть нет никаких оснований ему не верить. А о том, что на фоне «белого шума» односложные слова, особенно начинающиеся на согласный звук, правильно распознаются только в двенадцати процентах случаев, никто и не вспоминает. Двенадцать процентов – это очень мало, Петя, это всего лишь одно из восьми. Вы подумайте: из восьми услышанных коротких односложных слов только одно свидетель распознал правильно, все остальное – замена на близкое по звучанию, то есть еще одна иллюзия. Двухсложные слова распознаются значительно лучше, а шестисложные, если начинаются на гласный звук, да еще с ударением на последнем слоге, – вообще почти со стопроцентной точностью. Аудирование речевых сигналов исследуется в инженерной психологии более полувека, всем всё давным-давно известно, но в полиции и следствии это никому не нужно, особенно в девяностые годы, когда властные полномочия и связанные с ними возможности стали предметом купли-продажи, базарной торговли.