Книга «Князья, бояре и дети боярские» - Михаил Бенцианов

Сближение «москвичей» и «старых» бояр прослеживается в дворянских родословных. В челобитной, поданной в 80-х гг. XVII в. дворянами Савеловыми, прямо указывалось на их происхождение от новгородского боярина Ивана Кузьмича Савелкова. Его жена с сыном Гневашом якобы после опалы остались в «новгородских пределах; и Гневыш с детьми своими служили по Новугороду, и с того времени прозванием стали слыть и писатца Савеловы». Гневаш Савелов действительно упоминается в писцовых книгах, но его связь с упомянутым И.К. Савелковым выглядит маловероятной[326]. Не понимая сути происходивших в конце XV в. перемен, Матюшкины также удревняли время своего появления в Новгороде. В их родословной упоминается легенда о пожаловании поместья Евсевию (татарину Албаушу) и его детям князем Александром Невским. О выезде предка к Василию Темному и пожалованию ему поместий в Деревской пятине писали также Лихачевы[327].

Сближаясь с местным населением, усваивая его традиции, новгородские помещики одновременно отдалялись от представителей других служилых корпораций. В исторической литературе неоднократно отмечалось, что, несмотря на высокую численность (к середине XVI в. порядка 5500–6000 человек), помещики Северо-Запада не имели своих представителей в системе Государева двора. Дворовая тетрадь составлялась для городов «Московской земли». Высказанное М.П. Лукичевым и В.Д. Назаровым предположение о существовании аналогичных документов для Великого Новгорода (а также Казани, Смоленска и Нижнего Новгорода) не находит подтверждения в источниках, хотя для местных детей боярских и составлялись отдельные дворовые списки[328].

В течение нескольких десятилетий местная корпорация жила и развивалась в отрыве от основной массы служилых людей Московского государства[329]. Потомки дворовых за исключением нескольких фамилий постепенно сливались с городовыми детьми боярскими. Зачастую они служили с более низких окладов и невысоко котировались в служебном отношении. Величина поместного оклада помимо служебных характеристик («службой добр» или, наоборот, «худ») во многом зависела от имевшегося в распоряжении у служилых людей земельного фонда. В условиях земельного дефицита, в многодетных семьях, даже из числа наиболее знатных, нести службу зачастую приходилось с небольших наделов, довольствуясь скудными прирезками. У «родовитых» Пушкиных величина поместного оклада варьировалась в разные годы от 13 до 19,5 обжи на каждого достигшего служебной зрелости члена семьи[330].

Новгородская часть Тысячной книги содержит большое число имен городовых детей боярских, избранных для несения придворной службы. По Обонежской пятине тысячниками стали 7 дворовых и 10 городовых детей боярских, а по Пскову 37 и 25 соответственно. Всего же, по подсчетам А.П. Павлова, городовые дети боярские составили 37 % всех новгородских тысячников. Городовые дети боярские рано стали допускаться здесь к получению кормлений, в частности, наряду с дворовыми выполняли обязанности ямских дьяков[331].

Важные изменения в судьбе новгородцев произошли после прекращения военных действий на литовской границе. После окончания «стародубской войны» и вплоть до 1562 г. Торопец и Великие Луки – основные места дислокации новгородских сил перестают упоминаться в разрядах. Исчезают из них, соответственно, и имена новгородских воевод. На восточных направлениях более целесообразно было использовать других исполнителей, что имело негативные последствия для карьерного роста новгородцев, лишая их необходимых прецедентов «стратилатских» назначений.

Для представителей этой корпорации долгие годы была характерна ограниченность служб. Традиционно «новгородцы» участвовали в переговорах со Швецией, Данией, Ливонским орденом, а также обслуживали проезжающие через Северо-Запад иностранные посольства. Именно новгородские дети боярские ездили с посольскими миссиями в империю и к папе римскому. В 1525 г. к «цесарю» был отправлен князь И.И. Засекин, в 1527 г. – И.Б. Ляпун Осинин, а в 1537 г. – Ю.И. Скобельцин. В качестве посла к римскому папе известен был Е. Трусов Воробьин[332].

Можно назвать также церемониальные функции: несколько раз новгородские помещики фигурировали в качестве «новгородских бояр» при подписании договоров с Ливонским орденом (С.П. и И.Т. Замыцкие, Г.П. Валуев, И.И. Пушкин, И.Ф. Заболоцкий, Т.И. Картмазов, В.И. Квашнин)[333]. Известны были они на судах у новгородских наместников, а также выполняли административные поручения в границах Новгородской земли: выступали в качестве судей и «мужей» на судах, писцов и разъездчиков.

Наместниками Новгорода назначались представители знатнейших боярских и княжеских родов. Из Москвы приезжали дворецкие, конюшие и писцы, а также большие и дворцовые дьяки (в противоположность ямским дьякам, комплектовавшимся из местных детей боярских). «Пришлыми» были наместники и в остальных городах Северо-Запада. В Ивангороде, например, с 1519 по 1540 г. последовательно сменилось по крайней мере семь наместников: князь А.А. Ростовский, князь В.И. Оболенский, Г.А. Колычев, И.Н. Бутурлин, князь И.И. Оболенский, И.И. Беззубцев, И.И. Умной Колычев. Ни один из них не принадлежал к числу новгородских помещиков[334].

Даже на уровне волостей новгородские дети боярские не обладали исключительными правами на участие в управлении Новгородской землей. После 1534 г. были конфискованы вотчины И.В. Ляцкого в Новгородской земле. Некоторые из них перешли в ведение волостелей. В Локоцком погосте Деревской пятины до момента полного запустения сменилось трое кормленщиков: «Запустели, сказывают, от волостелей от Микиты от Мясного да от Ивана от Володимерова сына Колычева, а досталь болшеей от князя Ивана от Прозоровского». Из перечисленных имен только И.В. Колычев принадлежал к новгородской корпорации[335].